Страница 52 из 84
Похоже, у безумия тоже не бывает сроков хранения, разве что с вином его не сравнить. Скорее это яд, который не успел тебя прикончить в первый раз с первой сильной дозой. Тебя вовремя откачали, привели в чувства, но... не смогли полностью вывести его токсин из твоего организма... И его жжение в венах, внутри кожи, в каждом вздохе и болезненном сжатии сердечного клапана с прокачкой отравленной крови через все нейроны мозга, вызывают лишь одно непреодолимое желание – вырвать всё это из себя! Разодрать на хрен пальцами и ногтями до самого основания, до кости, найти средоточие его очага, сжать со всей дури, до ненормального крика сквозь стиснутые зубы, и одним резким рывком с мясом и сухожилиями...
Но в том-то и дело, она была везде, повсюду и в самих костях, пропитав насквозь всю костную ткань с костным мозгом. И она не собиралась уходить, она и не думала покидать его инфицированное тело, требуя с очередным пережитым днём всё более сильные и убойные дозы. Она стала его воздухом, самой сумасшедшей и нестерпимой болью... самой ненавистной и самой... любимой болью...
Возможно он ждал того момента, когда она наконец-то совершит своё чёрное дело и всё-таки его прикончит. К тому же... он так усердно ей в этом помогал. Подкармливал, лелеял, отдавал дань почтения с новым днём и следующей за ним безумной ночью. Но кто мог знать заранее, что однажды она так и сделает. Буквально схватит его за горло и так передавит все дыхательные пути, артерии и связки, что единственным выходом останется одно из двух – или бороться за свою никчёмную просранную жизнь или сдохнуть прямо в её пальцах!
Заставить себя жить ради борьбы за более ценную и куда важную, чем твоя, жизнь? Как банально. Или это была лишь одна из причин, один из веских доводов вынужденной капитуляции, ведь чистого голого эгоизма от этого не поубавилось. Страх потери единственного ребёнка не сумел перекрыть или окончательно выбить это сумасшествие, а скорее только усилил его в десятки раз, создав нечто ещё более смертельное и нестерпимое... Сделав его боль настоящей, живой, осязаемой, психофизической до обмораживающих сердце и стынущей крови приступов неконтролируемых криков. И пугало не то, что оно могло в любую секунду его прикончить, а то что он не был в состоянии этого остановить, прекратить, оборвать... Оно было до невозможности сильным! Оно инфицировало его сознание и разум в три хода... Всего в три шага... Три шага до реального сумасшествия! При чём так быстро и просто... в один сухой щелчок невидимых пальцев...
Хрен с ним!.. Ладно я. Это мой личный выбор, мой сознательно принятый яд. Я готов его пить до первой остановки сердца. И я понимаю... я прекрасно понимаю, чем всё это для меня чревато... НО ЕГО ЗА ЧТО? ВАШУ МАТЬ!!! ЧЕМ ПРОВИНИЛСЯ ПЕРЕД ТОБОЙ МОЙ РЕБЁНОК?!!..
...Испуганный плач с криками трёхлетнего мальчика посреди ночи, который то ли раздражает твой упитый мозг, то ли режет прямо по сердцу ржавыми зубьями дурного предчувствия. Хочется наорать на всех, кто сейчас в доме, особенно на эту идиотку Реджи (и не только наорать). Столько прислуги, высококвалифицированных нянек и даже сиделка с высшим медицинским образованием. И уже больше недели никто не может сбить несчастному ребёнку температуру? Это же обычная простуда! Бл**ь... Сделайте хоть что-нибудь! За что вам платят такое бешеное жалование?..
А ты!.. Ты его родила, тебе так страстно захотелось его оставить. Так какого хера ты не следишь за собственным сыном?! Пустоголовая, ни к чему не приспособленная дура! Только и можешь, что хлопать испуганными глазёнками, жалобно всхлипывать и картинно заламывать ручками. Съездить бы тебе по лицу хорошими затрещинами, чтобы хоть как-то привести в чувства!
Говорят, общее горе объединяет и сплочает... Занятная ирония. Видимо, его сознание устроено совершенно иначе. Или это всё последствия с побочными эффектами последних четырёх лет?
«У Дэниэла терминальная хроническая почечная недостаточность. И скорей всего, обострение с ухудшением началось как раз из-за сильной простуды, перешедшей в форму инфекционного осложнения. Его почки и до этого были слабыми, но в этот раз словленный вирус нанёс непоправимый удар по всей иммунной системе!..» - Морган Петерсен говорил очень много, почти без остановки, постоянно используя обороты речи и словосочетания, которые без мед.словаря или специального переводчика хрен поймёшь. Да и как вникнуть в их смысл, когда ты, бл**ь, сам едва держишься на ногах и далеко не от дикой усталости бессонных ночей, а от утреннего опохмелья! И надо отдать должное доку и всему медперсоналу самого крутого в Эспенриге (да возможно и во всей Европе) Медицинского Центра Урологии, никто ему и слова в укор не сказал (или не так посмотрел) за его нетрезвое состояние.
«Что это значит?.. Вы можете прямо сказать, что не так с моим сыном? Это смертельно или... что это за на хрен вообще такое?..» - «Это значит, что в самое ближайшее время вашему сыну понадобится пересадка донорской почки. Его левая... уже практически на износе. Да, люди могут жить и с одной, но у Дэнни почечная недостаточность обеих и теперь ещё идёт дополнительная нагрузка на всю сердечно-сосудистую систему. В его возрасте гемодиализ противопоказан, тем более хронический. Я уже поставил вас вне очереди на трансплантацию... Всё что сейчас остаётся, ждать, когда появится здоровая почка от подходящего донора. А так же надеется, что анализы не выявят наличие перекрёстной иммунологической реакции с лимфоцитами донора. Риск на отторжение и потери трансплантата – самое нежелательное противопоказание при любом раскладе, в любом медицинском центре со стопроцентным отказом по пересадке!..»
Всё так просто и логично... Где-то должен умереть чей-то ребёнок с очень здоровыми почками такого же возраста, с такой же группой крови и быть может тогда (что ещё далеко не факт) твой собственный сын будет жить.
У человеческих богов определённо извращённое чувство юмора. Или им это так положено по статусу? Они ведь боги! Им можно всё. Тот кто создаёт законы – сам их не соблюдает, для этого у него слишком сверхбожественный ядрёный иммунитет!
Скорей всего в те минуты он так и не понял смысла всех слов Петерсена. Или притуплённый алкогольным опьянением мозг задействовал все резервные блокираторы, запуская программу бесконтрольного безумия, чтобы из последних сил защитить остатки здравого разума всеми доступными и недопустимыми способами.
Память сохранила слишком мало образов с того дня... при чём самые ненормальные и болезненные...
То, как он выдернул руку из трясущихся ладоней Реджи, едва стоявшей тогда на ногах и скорей благодаря далеко не устойчивой опоре в его теле... То, как ткнул ей в лицо обвинением с указательным пальцем прямо в раскрасневшиеся от слез и недосыпания глаза: "...Почему?!.. Какого хера ты не сделала аборта сразу же, когда залетела?.. Так ты об этом тогда мечтала, еб**утая идиотка?.. Ты хотела именно этого?!! В твоем вывернутом понимании это и есть та самая прекрасная семейная идиллия?.." – лучше бы он ее тогда ударил, ей богу! Наверное, ей и самой было бы от этого намного легче, чем падать на колени, практически теряя сознание, под беспощадными ударами-обвинениями мужа, убивающих куда эффективней, чем физическое насилие. Но ему было откровенно на нее насрать. Его пробирало чувством омерзения от одной лишь мысли, что ему придется до нее дотронуться.
"Любуйся, дорогая! Теперь смотри и любуйся страданиями собственного сына каждый божий день твоей убогой никчемной жизни... Как он будет все это время мучатся и только по твоей вине! Осознавая в полной мере, что это ТЫ его на это обрекла, что ему теперь придется жить в этом аду благодаря лишь твоей долбанутой прихоти!"
"Дэн, пожалуйста! Я понимаю, что это слишком тяжелая ноша, и как страшно её принимать всю, особенно морально. Но сейчас не та ситуация, когда хочется найти виновника. Срывать свой гнев на том, кто в болезни вашего сына виновен не больше вашего, не самая разумная сублимация!"
Страшно принять? Срывать гнев?.. Как же ему хотелось расхохотаться Петерсону прямо в лицо. Морган и вправду думал, что его тогда так приложило только лишь этим известием? Или это была вступительная прелюдия перед основным заключительным актом?..
Его отвели по-хорошему и от греха подальше в другой конец залы ожидания, чуть ли не насильно усадив на один из пустых диванов. Мозг продолжал до последнего держать блокировку-защиту сквозь прорывающиеся вспышки пока еще контролируемой ярости. Но уже недолго. Ему так и не успели принести успокоительного, ведь первой на очереди была Реджи. Она же так картинно умирала в тот момент у всех на глазах. Разве что не нашла сил, чтобы разрыдаться в полный голос или устроить показательную истерику с припадками. Даже ее немощные стенания вызывали не меньшее омерзение и желание встряхнуть ее как следует за плечи или сунуть головой в ледяную воду...
Взгляд, изворачивающаяся память, стянутое в тугую пружину сознание с вопящим разумом – старательно скользили по ярким, освещенным дневным и солнечным светом салатово-зеленым предметам и стенам помещения. По безликим фигурам людей, по их бездушным глазам и бессмысленным телодвижениям, цепляясь за мебель, квадратные колонны и отполированный паркет в поисках той самой спасительной точки... мертвой точки долгожданной фокусировки с выходом в прострацию...
Едва ли бы он тогда сумел запомнить стоявший напротив него журнальный столик, если бы не газеты с журналами, разложенные на его низкой столешнице предыдущими читателями. Если бы не один определенный снимок – единственная фотография, которую он заметил в тот момент и которую смог разглядеть во всех подробностях.
Контузии оказываются бывают самыми разными и не предсказуемыми, и не только от взрывов... Можно оглохнуть и зависнуть в предынфарктном состоянии даже от самых банальных вещей. Остановка сердца в несколько пропущенных ударов. Правда мозг сопротивляется до последнего. Даже когда его дрожащие пальцы стараются подцепить с нескольких неудачных попыток какой-то глянцевый журнал... Он не видит названия журнала, не видит чей фотопортрет занимает почти всю титульную обложку (то ли женщины, то ли мужчины). Его взгляд намертво прикован в нижний правый угол альбомного глянцевого листа, в небольшой снимок, в держащуюся за ручки счастливую молодую пару – высокого темноволосого мужчины и... еще совсем юной блондинки.
Прошло не меньше минуты, прежде чем до него дошло, что именно его заставило схватиться за этот журнал, верней, почему он так завис на этой гребаной фотографии. Он продолжал пялиться, словно все еще силился сообразить для чего и какого хрена взял его... хотя тело уже давно ответило, память зафиксировала... сердце и рванувший напалм закоротивших эмоций сорвали к чертям собачьим все блокираторы со стоп-кранами. Она его уже заполняла, быстро, методично, в один щелчок выбитой искры, накрыв, залив, затопив всего одной, но самой мощной смертельной волной. Он все еще пытался сопротивляться... все еще... наивно, беспомощно, едва-едва удерживаясь на подрезанных ахиллесовых сухожилиях. "Карл Боднер и Алисия Людвидж – одна из самых красивых пар, встречавшая приглашенных гостей на открытии самой ожидаемой фотовыставки этого года в парижской картинной галерее "Маршан". Похоже, что наш добрый старина Святой Валентин отныне является официальным покровителем восходящей звезды современной художественной фотографии, талантливой и очаровательной..."
Алисии Людвидж? Что это за на хрен еще за Алисия Людвидж?! Это же была она... бл**ь! Твою мать!!! Он смотрел на Эллис... на свою девочку!..
Боже милостивый!..
Качнулся не только пол под ногами с окружающим пространством, он чуть было не потерял сознание! Силу такого удара он уже однажды выдерживал, но... он никогда не думал, что переживет его снова... по-новому... в таком состоянии и в подобной ситуации... и что он не будет готов к этому абсолютно никак, без каких-либо на то сил!..
Господи... что он делает? Зачем? Для чего?! Это не она! Ты же видел... Это какая-то Алисия Людвидж...
Но пальцы уже рвали листы глянцевой бумаги, отыскивая указанный на титуле номер страницы с разворотом всей статьи о фотовыставке талантливейшей фотохудожницы нового поколения...
Время, пространство... мысли, образы, память... прошлое... настоящее... будущее... Где-то в какой-то точке преломления-пересечения всех известных и неизвестных измерений, включая невидимые параллели глубоких порталов макрокосмоса, с твоим разумом произошло во истину нечто невообразимое. Разорвать его за считанные мгновения на протоны-нейтроны и снова собрать в одно целое, но не в прежнее... во что-то совсем иное... не твое... абсолютно чужое и инородное...
Алисия Людвидж? Как он сразу не понял, что она попросту сменила имя (при чем не особо-то и шифруясь)... Fuck...
"Где тут туалет?" – он так и не понял, что этот вопрос слетел с его губ и уж конечно не увидел, не услышал и не запомнил, кто ему ответил и в какую сторону указал, расписывая в подробностях весь маршрут... Он просто идет в том направлении... куда-то идет, по какому-то белому коридору с десятком дверных панелей и ниш, пока глаз не замечает знакомые буквы... пока не толкает одну из створок трясущейся рукой, ускоряя шаг до трех быстрых прыжков, хватаясь за холодный край хромированной мойки обеими ладонями, нагибаясь, складываясь над полкой с раковиной пополам... почти что падая на подкосившихся ногах...
Он даже не соображает, что его рвет, выворачивает... Ему просто и очень сильно хочется, чтобы оно наконец-то вышло из него, через этот режущий внутренний спазм скрутившегося желудка и диафрагмы... через эту ненормальную гребаную физическую боль... Она на самом деле разрывает его изнутри, словно старается вытянуть наружу не только желудок, но и легкие.
Бл**ь! Да! Он и вправду хотел этого! Хотел, чтобы оно его разворотило, разнесло, прикончило на месте, оборвало эту высасывающую боль раз и навсегда. Он же не сможет, вашу мать... у него не хватит сил даже закричать!.. У него больше вообще нет никаких сил... ни гранулы!..
Как он еще не сполз и не упал на пол? Наверное, очень крепко вцепился в раковину (так крепко, что теперь по любому останутся ссадины и синяки). Но он уже не ощущал ее. Она была уже ничем – гудящим отзвуком высоковольтного циклического разряда, выжигающего все оголенные "провода" нервов и чувств осязания, плавящей ртутью живой кислоты в коронарных артериях и легких... Да, она его сжирала, разъедала изнутри, из самих костей, но он уже не чувствовал ее. Она почти что прикончила его, выела до основания. То, что от него осталось не могло быть живым человеком... не могло быть Дэниэлом Мэндэллом-младшим!..
Разве это он? Кто это? Кто смотрел на него из зеркала напротив. Кто это был такой? Заросший, осунувшийся, небритый алкоголик с отекшим лицом и безобразными черными кругами вокруг глаз. Он даже не может понять какого цвета у него лицо, но определенно не здорового. Впавшие щеки, веки, заострившиеся от физического истощения черты... проступающие синими змейками вздутые вены... потрескавшиеся распухшие губы... трехнедельная щетина... Это был кто угодно, только не он... не тот, кто смотрел с сотен фотоснимков, сделанных ее рукой всего каких-то... боже... Он уже не помнит. Сбился со счету... потому что времени для него до этого не существовало... Это же произошло совсем недавно, буквально только что... еще вчера... Иначе как объяснить эту боль? Как объяснить тот факт, что ему до сих пор ТАК больно?! Что он все еще ЛЮБИТ ЭТУ СУКУ!!!