Обещания

Хизер вздохнула.

— Я беспокоюсь за него, Алекса, — проговорила она, и я бросила на нее вопросительный взгляд. — Он не разговаривал с тех пор, как ты очнулась.

Я закрыла лицо ладонями. Луис был тринадцатилетним мальчиком, которому только сообщили о смерти отца. Возможно, его молчание — способ все обдумать? Справиться с болью?

— Я поговорю с ним, — пообещала я, когда в конце коридора появилась долговязая фигура брата.

Как только Луис сел, по коридору пронеслись несколько людей в врачебных халатах. Бездумно я вскочила на ноги, увидев, в чью палату они торопятся.

— Мама! — закричала я, бросаясь к распахнутой настежь двери, но на пороге меня остановила маленькая, но довольно сильная медсестра, тисками вцепившаяся в меня. — Мама!   

— Начинаем искусственную фибрилляцию!

— Фрау, сюда нельзя, — повторяла крошечная медсестра, но я ее не слушала.

Мои глаза не отрывались от седовласого врача, поднесшего дефибриллятор к груди моей матери. Он прижал электроды, и тело мамы вздрогнуло, спина выгнулась. Медсестра настойчивей толкнула меня, пытаясь вывести из палаты, но я смотрела только на ровную полоску пульса, изображенную на мониторе.

Врач отодвинул дефибриллятор и запахнул больничную рубашку матери, прикрывая грудь. Мужчина, стоящий ко мне спиной, взглянул на большие настенные часы, а потом достал большой блокнот, с которым ходили все доктора, проверяя пациента.

— Время смерти восемь одиннадцать, — безэмоционально произнес он.   

За последние сутки мое сердце дважды пропускало положенный ему удар. В первый раз, когда патологоанатом откинула белую простыню, открывая лицо отца, искореженное аварией, но все же узнаваемое... Во второй, когда я осознала, насколько была слепа все эти недели, когда мой парень изменял мне с лучшей подругой. Но сейчас...

Сейчас мое сердце остановилось.