Марготта

Так вот, когда я открыла глаза, то обнаружила себя лежащей на кровати посреди огромной полупустой комнаты. У меня в ногах бесстыдно дрых Глюк. Не знаю, чем он занимался, пока я спала, но сейчас поднять его смогла бы только Царь-Пушка, выстрелившая над самым ухом.

Окна были распахнуты настежь, на улице лил дождь, и брызги то и дело попадали на лицо. Именно это меня и разбудило.

Закутавшись в одеяло, я отправилась в поход по дому на поиски хоть кого-нибудь. И обнаружила-таки Хозяина, спускающегося по лестнице мне навстречу.

- Ага, очнулась. Ну и замечательно. Может, хоть ты-то мне объяснишь, что происходит? – Он и так был значительно выше меня, а сейчас ещё и позицию занял на самой верхней ступеньке.

- Нет бы спросить, как я себя чувствую… - Я картинно надулась, пытаясь как можно достовернее изобразить оскорблённую невинность. Но в этот раз почему-то не проканало.

- А как ты можешь себя чувствовать, если на тебе ни одной царапины нет?! Всяко лучше, чем те два полудохлых тела, которые валяются в дальней комнате и изо всех сил пытаются делать вид, что они тут не причём!

Я, конечно, могла бы для приличия поинтересоваться, кого он имеет в виду, но не стала. Мысль о родителях была слишком рассеянной и слишком неправдоподобной. Они сейчас могли быть где угодно – но только не в этом доме. Я бы почувствовала. Надеюсь.

А что до парней…

- Они живы?

- А я разве сказал, что нет? Один так вообще почти здоров, но молчит, как гном на допросе. А второй так старательно изображает из себя статую, что даже я иногда верю. И если ты…

Но я, не дослушав до конца, бросилась в ту часть дома, которую посчитала самой дальней. И уже на полпути поняла, что не ошиблась в выборе направления – запах лекарств и каких-то местных трав с каждым шагом становился всё явственнее.

В комнату я ворвалась, как наша директриса в женский туалет, когда ей сообщили, что девятиклассницы Оленька и Светочка курят там марихуану. Оленька… тьфу, то есть Кьяло, перебинтованный, как мумия Тутанхамона, заслышав шаги в коридоре, откинулся на подушку и придал лицу такое трагически-скорбное выражение, что я чуть не прослезилась от умиления.

- Тебе бы в театр драмы, герой!

Увидев меня, парень расплылся в широчайшей улыбке (мигом обнаружившей нехватку двух зубов) и бодренько вскочил со своего смертного одра. То есть попытался бодренько, но ворох повязок на всех видимых частях тела всё-таки сковывал движения. А о том, что творится под повязками, я и думать не хотела.

- Лежи уже, защитник униженных и оскорблённых. Как чувствуешь-то себя?

- Да хоть сейчас в драку! На мне же всё заживает, как на собаке!

- Я бы даже сказала, как на медведе. Мог бы, кстати, и раньше рассказать. В нашей тесной компании магичек-идиоток, оборотней-некромантов, заколдованных юношей-коней и прочих глюков только берсерка и не хватало.

- Ну вот такой я. А рассказывать я сколько раз начинал, а вы меня всё время на середине перебивали.

- Ага, опять я во всём виновата! – согласилась я, мучительно вспоминая, что же я ещё хотела спросить. Ой, ну конечно… - А где?

- Кто?

- Конь в пальто!

- Ушёл. Сказал, что уже здоров и не может больше позволить себе пользоваться услугами этого гостеприимного дома. Вот прямо так и сказал. Кстати, между нами, он очень уж правильно говорит, когда не ругается. Простые ребята с улицы так не разговаривают. И Муллен его в лицо узнал, пытался разговорить, но ничего не вышло.

- Ну, знаешь ли… Если грамотность речи считать показателем, то ты вообще должен оказаться по меньшей мере младшим сыном какого-нибудь знатного обедневшего дворянина.

- Почему обязательно младшим? И почему обедневшего? Я же не виноват, что меня из дома выгнали! И ещё… Он тебе, между прочим, письмо оставил. И я его даже не читал.

Кьяло несколько секунд порылся под подушкой, извлёк оттуда мятый листок бумаги и протянул мне. Почерк у Глазастого оказался на удивление чёткий, почти каллиграфический.

«В вечной любви мы друг другу признаться так и не успели – теперь жалею. Но жизнь, оказывается, удивительно хорошая штука, можно ей ещё попользоваться. Извини, что не попрощался лично, но достопочтимый господин Муллен сказал, что если кто-то из нас будет бесцельно шляться по дому или приблизится к твоей комнате, то он, как глава внешней стражи, лично проследит, чтобы наши многострадальные уши… или души…В общем, у него очень длинно получилось, я так не умею.

Надеюсь, ещё увидимся, тогда и поцелуемся.

Навеки твой, Флайяр айр Нермор

P.S.: Кстати, я так и не понял, что там произошло!»

- И вообще, я так и не понял, что там произошло, в лесу. Говорят, половина чащи выгорела. - У Кьяло банально не хватило терпения дождаться, когда же я наконец закончу читать письмо. – А ещё говорят, что в Пещере погас Костёр.

- С одной стороны, давно пора. А с другой, вот так вот взял и погас? И все об этом сразу узнали?

- Почему сразу? Пару дней назад явилась Тьяра, долго вопила, что её опять все бросили, оставили на произвол судьбы, приведения и бравых вояк, не умеющих готовить… Вот она по дороге из замка в Пещеру и заглядывала.

- Пару дней назад? – мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить услышанное. – Это сколько же я валялась без сознания?

- Почти неделю. И не то, чтобы совсем без сознания – ты же ела, пила… Только молчала и смотрела куда-то в никуда. Ну и спала, конечно. Я сам-то не видел, но служанка тут бегает, она и рассказала.

- Ну ни фига себе! А вот что касается еды – это ты очень вовремя напомнил. Я себя чувствую так, как будто вечность не обедала!