Страница 7 из 11
Слово самому герою этих событий Юрке:
«Утром выхожу из штаба проветриться. У омоновского здания шум, переполох. Подхожу, вижу, что эти добры молодцы метелят ногами какого-то парня – притом так, что бедолаге недолго осталось на этом свете.
Наши собровцы подбежали. Один мне шепчет:
– Я этого парня знаю. Это опер из ФСБ.
Даю команду – фас!
Собровцы беднягу отбивают, утаскивают к нам. На нём места живого нет. А ингуши за стволы хватаются и требуют им их законную добычу вернуть – мол, чтобы как диким волкам дали её доглодать. Чуть ли не пена изо рта идёт – и уже готовы стрелять.
И ни фига атмосфера не разряжается, а только накаляется. Весь ингушский ОМОН уже в ружье поднят. И свои БТРы эти придурки заводят, чтобы показать, значит, русским, кто тут банкует.
Собровцы в долгу не остаются. У них оружия никак не меньше. И они тоже за стволы схватились. Рассредоточиваются. Позиции занимают. Они, кстати, давно проработали тактику действий на такой случай – были уверены, что рано или поздно противостояние случится. Уже появляются в их руках ручные противотанковые гранатомёты и автоматический гранатомёт АГС-17, ингушские БТРы берутся на прицел. В общем, впереди хорошая войнушка.
Между тем выясняется, из-за чего весь кипиш. Оперативники ФСБ проводили спецоперацию на рынке в Карабулаке – он на одной улице с нами. Задерживали террориста. Тот был слишком шустрым, оказал вооружённое сопротивление. В перестрелке его уложили.
И тут налетели ингушские омоновцы – мол, наших убивают. Потом оправдывались, что посчитали чекистов за боевиков. Взяли на мушку оперативников. Оттащили в местный райотдел. А основного решили сами на части порвать и притащили в расположение.
Между тем стороны на позициях. И я понимаю, что один шальной выстрел – и тут будет кровавое месиво. Думаю, наши собровцы их в итоге всех положили бы – выучка и боевая злость своё дело сделали бы. Но чего это будет стоить!
Надо что-то предпринимать. У меня прямая связь с Ханкалой – с командующим группировкой войск на Северном Кавказе. Я до него сразу дозваниваюсь и сообщаю:
– Ингушский ОМОН взбунтовался.
А его это не удивило вообще. Видимо, в душе ждал именно такого развития событий. Он меня спрашивает:
– Полчаса продержитесь?
– Продержимся.
– Ждите подкрепления.
Через полчаса гул моторов. И на территорию входит бронетехника армейского разведывательного батальона. Машины выстраиваются в ряд, башни с пулемётами на ингушей смотрят. На асфальт спрыгивает здоровенный такой легендарный комбат–осетин, что для ингуша уже оскорбление. И кричит:
– А ну ка быстро в расположение, макаки! У меня приказ командующего при неповиновении подавить вас огнём. И я это сделаю!
Тут уж противопоставить бунтовщикам и нечего. Разделает их разведбат в труху и даже не вспотеет. Да ещё и собровцы подсобят. В общем, поорали «революционеры» что-то гордое и независимое и двинули по своим казармам.
А я беру пару бронетранспортёров и еду в местный райотдел – оперативников ФСБ вызволять.
Захожу к начальнику райотдела. Отношения у нас с ним нормальные сложились, до этого дня я считал его человеком разумным. Но сейчас он взведённый, агрессивный.
– Чекисты у тебя? – спрашиваю.
– У меня.
– Отпускай!
– Не отпущу! – срывается он на крик. – Они на рынке при скоплении народа стрельбу устроили! Человека убили! Я их арестовал!
– А ты знаешь, кто в отношении них мероприятия проводит и следствие ведёт? Не тебе их арестовывать!
– Не отпущу!
– А, ну тогда в окошечко посмотри, – указываю я на стоящие около райотдела бронетранспортёры. – Стволы в твою сторону смотрят. Не гарантирую, что через пару минут, если будешь упрямиться, они не разнесут твою халабуду на запчасти.
Ярость и реальная оценка ситуации ещё поборолись в его голове. Потом он махнул рукой:
– Забирай.
А их действительно надо было забирать. Ребята страшно избиты и изувечены – потом двоих комиссовали. Эти тварюги – местные менты – им пальцы на косяк клали и дверью прихлопывали, дробили кости.
В общем, утихомирили ингушский ОМОН. Потом они ко мне посольство присылали – мол, все это была фатальная ошибка. Мы хорошие. Да, где-то виноваты. Давайте жить дружно, по-братски.
Уголовное дело по их подвигам возбуждать не стали. Чекисты сказали:
– Не станем эту тягомотину уголовно-процессуальную устраивать. Мы с ними своими методами посчитаемся.
Посчитались или нет – уже не знаю. У нас как раз срок командировки заканчивался».
По совокупности подвигов Юрке тогда написали представление на госнаграду. Командующий, отлично знавший, как качественно отработал эти шесть месяцев моботряд, говорил:
– Просите, что хотите.
Только награда так и не нашла героя – затерялась в заколдованных лабиринтах кадрового управления МВД. А потом её таким же колдовским финтом получил совсем другой человек – на Северном Кавказе он, правда, не бывал, да и раскрытием преступлений себя как-то не отягощал. Но парень то свой, надёжный, кого ещё наградить, как не его… Но это всё так, внешние атрибуты. А есть ещё внутренний стержень и смелость, которые толкнули Юрку навстречу взбунтовавшейся толпе и благодаря которым он задавил грозящий большой бедой бессмысленный и беспощадный ингушский бунт…
Глава 7
Шарагина контора
МВД Ингушетии работает по особому графику, предельно приближённому к национальной специфике региона. То есть, почти не работает, или работает, по большему счёту, на себя.
Сотрудники появляются на службе утром – с озабоченными лицами и решимостью свернуть горы, обеспечить на вверенной территории законность и порядок. Хватает их на оперативное совещание и ещё час блуждания по коридорам и кабинетам. Потом они отбывают. У них намаз, сиеста, встречи и прочее, прочее, прочее. На службе они появляются вечером – послоняться по кабинетам и взглянуть – а чего, правда, дела накопились? И сделать попытку сбагрить их кому-нибудь, правда, тщетную – ведь остальные такие же.
Мы к такому режиму были несколько непривычны. И бесило то, что никогда не найдёшь нужного человека. А если и найдёшь, он тебе ни шиша не сделает. Весь месяц пытались получить детализацию входящих и исходящих телефонных соединений по делу о каком-то расстреле. Так и не получили. Не то, чтобы им жалко было распечаток. Ну просто не получалось как-то. Ну, сложно всё это.
Нет, конечно, работа в республике идёт. Что-то делается. Дела расследуются. Патрули ходят. Но жарко ведь, лениво, муторно… И страшно…
Разговорился с оперативником в райотделе. Он мне сказал:
– Понимаешь, в Ингушетии жизнь сотрудника не стоит ничего. Тебя в любой момент могут убить. И, скорее всего, преступление не раскроют. Поэтому большинство наших обычно сидит тихо. Так, решаем какие-то вопросы…
И все же работа в МВД считается делом уважаемым. Власть всё же, и поближе к деньгам. К деньгам немаленьким.
Когда были там, нам местные сотрудники нашёптывали клеветнические слухи – мол, министр заплатил за свою должность полтора миллиона долларов. Бардак в конторе он развёл невиданный, и все показатели были на нуле, поэтому его постоянно хотели с должности снять, на что он отвечал:
– Пока полтора миллиона не верну – не уйду!
И не уходил. Правда, через некоторое время всё же его подвинули. В Кресло министра оккупировал бывший начальник МРЭО – это такая контора в ГАИ, которая ставит на учёт автотранспорт. Наши главковские опера из автомобильного отдела утверждали, что основная часть краденых тачек легализуется в Ингушетии. Прибыльное это дело – ставить тачки на учёт. Первое, что сделал новый министр-гаишник – грохнул автомобильное подразделение в уголовном розыске с пафосным обоснованием:
– Нет у нас такой проблемы! Пускай оперативники более важными делами занимаются!
Ну, лично у него может проблемы и не было…
Попасть на работу в милицию – это уже само по себе означает стать важным человеком.