Страница 35 из 45
Пересвет не понял, что случилось с принцем. Отчего он вдруг стал таким красивым? Когда царевич на него смотрел — вокруг словно радуга сияла!..
— Горько! Горько! — снова загрохотали над длинными столами.
Пересвет облизнул губы. Первым вскочил с места — и, схватив мужа за шиворот, рывком поднял к себе. И впился поцелуем.
— Ого-о!.. — степным ветерком пролетело над обомлевшими столами.
— И — раз! — начал отчет Светополк, а Забава от хихиканья с лавки под стол уползла. — И два! И три!
— Четыре! — грянули гости воодушевленным хором. — Пять!..
Кириамэ не вырывался. Обвил шею «супруги» руками, предоставляя внезапно обезумевшему от страсти царевичу полную волю.
И тот своей свободой воспользовался самозабвенно! Об орущих непонятные цифры гостях позабыл. О потерявших дар речи родителях. Обо всём на свете! И что это за сумасшествие на него нашло, он не знал и не думал — ему было плевать. Целоваться так целоваться! Все вон как дружно просят — не отказываться же! Тем более, это так сладко, оказывается… Ну и пусть принц не девица — зато парень он хороший!
Кириамэ запросил воздуха на счете «сорок девять». Гости кричать притомились, заскучали, обзавидовались. Пришлось царевичу его отпустить.
Сев на место, Пересвет весело подмигнул царю-батюшке, нервно жевавшему ус. И подтянул к себе поближе блюдо с гусём в яблоках. Целый день ведь крошки во рту не было! И хоть который час сидели за ломящимся столом, а ни кусочка в горло не лезло. Зато теперь вдруг аппетит разыгрался! Жрать захотелось просто зверски!
Только примерился отвернуть жирную ножку… Как действие дурмана вдруг закончилось.
Пересвет со всем красочным ужасом внезапно понял, что именно мгновение назад вытворял с покрасневшими, припухшими губами принца… И, уронив голову на руки, тихонько зарыдал, с подвыванием.
— Сынок, — тронула его за плечо Василиса Никитична.
— Мама! — провыла «невеста». — Мне так хреново-о-о!..
— Сынок, выпей водички, — умершим голосом проговорила царица.
Оторвав голову от шелковых рукавов, царевич не глядя схватил чарку. Стуча зубами, выпил… И это оказалась не вода, а сладкое вино с чарующим привкусом.
— Сынок, ты как? — прошелестела царица, уже державшаяся за сердце.
— Да вроде ничего, — шмыгнул носом Пересвет, проморгавшись.
И впрямь, чего это на него нашло? Истерит, как беременная девица. А с одних поцелуев не отяжелеешь, он в книжках читал… Пересвет пару секунд обдумывал эту мысль — и она показалась ему настолько забавной, что на хихиканье прорвало. Царевич еще приложился к чарке. Вправду же — чего ему рыдать вздумалось, если тут так весело? А Кириамэ сидит чинно, внимательно смотрит прямо перед собой на скатерть и чему-то мечтательно улыбается. Чему бы это? Пересвету жуть как интересно стало!! Пошатнувшись, подвинул плечом мужа и в недоумении уставился туда же. Ничего там не было. Один глаз прищурил, другой… Скатерть как скатерть, белая.
— Ты как? Дайджёба, нэ? — спросил Пересвет принца.
Тот поднял на него свои сапфировые глаза… И царевич, сам не сознавая, потянулся за поцелуем.
Но принц почему-то уклонился. Положил руку ему на локоть, покачал головой. (Шелковый хвост мотнулся, цепочки в волосах блеснули — Пересвет зачарованно проследил глазами за подвесками. Никогда не видел ничего соблазнительней…) Кириамэ кинул лукавый взгляд, улыбнулся многообещающе — мол, не торопись, успеем все, что захочешь. Пересвет оторвался от созерцания подвесок, непонимающе похлопал глазами.
— А Пересветланочка-то наша Берендеевна во вкус вошла! Как я и предсказывал! С таким муженьком-лапочкой разохотилась! — заржал Светополк.
На царевича будто ушат ледяной воды плеснули. Пересвет рванулся, развернулся к матери, которая тем временем сосредоточенно капала себе в рюмку с водой успокоительные капли, беззвучно шевеля губами — то ли капли считала, то ли молитву читала.
— Мама!! — взвыл Пересвет, брызжа злыми слезами. — Мне дурно! Можно, я в обморок упаду?!
— Нельзя, сынок, — прошелестела царица. — Вот, выпей.
Она отдала ему свою рюмку, которую он осушил залпом. Поморщился, занюхал печёным яблочком от гуся.
— Потерпи, пожалуйста, еще немножко. На нас кадайцы смотрят.
И верно. За одним из столов, что были приставлены поперёк к царскому, сидели представители кадайской делегации. Там, за тем столом, вообще много иноземцев сидело. Варяги уже с рогатыми шлемами набекрень дремали в блюдах с салатами. Франкийцы самозабвенно дегустировали вина. Эллины распевали песни, обнявшись за плечи. Царьгородцы оживленно подсчитывали на клочке салфетки, черкая огрызком карандаша, во сколько золотых обошелся царской казне сегодняшний пир. И только кадайцы сидели, будто на похоронах: точно колья проглотив, уставились на молодоженов и глазами не моргали. У Пересвета от вида восточных послов мурашки под кимоно заплясали.
— У-у, нехристи, — пробормотал он. — Да удавитесь вы от зависти на нашу любовь не фиктивную!
Царевич придвинулся вместе со своим стулом поближе к жениху. Тихонько похлопал по плечу, а едва тот обернулся — обхватил руками, прижал к себе и чмокнул в щеку. Кириамэ из объятий вырываться не стал, не закочебряжился. Под рукой поудобней устроился, притулился, голову к плечу склонил. Украдкой зевнул, рот ладошкой прикрыв. Пересвет точно собственными ушами услышал, как заскрипели зубы кадайцев. Глазки их раскосые еще пуще прищурились от злобы.
Ёширо снова зевнул. Потёр переносицу пальцами, будто глаза слипались. Пересвет замер: неужто сонное зелье на супруга подействовало? Свободной рукой помаячил матери.