Силой и властью

И уж тем более было ошибкой бросить надежный дом в городе-крепости и мчаться в Яшмовый Грот, забытое Творящими поместье, только потому, что там якобы живы старые чары отвода глаз.

Одно радовало — все дети были при ней. Хотя в том, что старшие близнецы останутся надолго, она все же сомневалась. Своенравные, как отец, и безрассудные, как она сама в молодости, они не послушаются, даже если родители прикажут. Раньше — да. Всего полгода назад можно было не сомневаться в их повиновении, но не теперь. Слишком много ошибок, слишком много утрат...

Близнецы скакали верхом, то обгоняя повозку, то возвращаясь, проверяли, нет ли чего подозрительного сзади. В кольчугах и кожаных доспехах, в легких островерхих шлемах, с одинаковыми голубыми лентами в волосах, сын и дочь были удивительно похожи. Слишком яркие, слишком заметные... У Бьенны сжималось сердце: раньше она не думала, что красота может быть проклятьем.

Еще один поворот — и повозка остановилась у старой, сплошь заросшей плетьми ползучих растений, кованой ограды. Охранники спешились и, налегая всеми силами, уперлись в ворота. Проржавевшие за много лет запустения петли натужно скрипели, застревали и с трудом начали вращаться только после изрядной доли жира. Когда же, наконец, створки раскрылись достаточно, чтобы провести повозку, усталые беженцы увидели небольшой изящный дом из местного зеленоватого камня, щедро отделанный яшмой, змеевиком и родонитом. Старый, даже древний, он не выглядел ни заброшенным, ни обветшавшим. И, главное, от этого красивого маленького домика непонятно почему веяло покоем и безопасностью.

Настроение и даже состояние госпожи Бьенны заметно улучшились.

 

— Ну вот и добрались...

Девушка стянула с головы шлем, подшлемник, положила на скамью у коновязи, встряхнула богатыми золотыми кудрями. Юноша тоже снял шлем, взял под уздцы лошадь и остановился, залюбовался. Никогда и нигде он не видел женщины красивее его маленькой сестренки, он даже не верил, что такие могут существовать. Разве что Любовь Творящая могла тягаться в красоте с Салемой Вейз. Может быть, из-за этого у него до сих пор и не было невесты?

— А тут совсем не так уныло, как я думала, — продолжала Салема, перехлестывая уздечку через перекладину и вынимая изо рта лошади мундштук.

— Да, хорошо, — отозвался брат, — вам с матушкой понравится. Да и мальчишкам тоже.

Салема на миг замерла, потом повернулась и пристально посмотрела на брата.

— Гайи, скажи честно, ты не останешься?

Он молча покачал головой.

— Когда?

— Утром. Переночую, дам отдых коню, и, пока никто не проснулся...

— Бездна с тобой, Гайяри! Почему?! — не дослушав, перебила Салема.

— Айсинар остался в столице, вернусь к нему.

Свела брови, сжала губы — растеряна и злится. Такая упрямая и такая беззащитная.

— Айсинар! Ты рискуешь — он развлекается. Может, хватит уже? У него и без тебя целая армия.

— Армия, которая драпает от умгарского стада вот уже третий месяц.

— И ты в одиночку собрался победить? Гайяри, даже такой наглый и заносчивый осел, как ты, не победит войско Булатного, будь оно хоть сто раз стадом, не лезь! Айсинару ты ничем не обязан! Биться ради него на арене — ладно, но воевать!.. Ты и так дважды чуть не погиб, и чем он отплатил за это?

Гайяри опустил голову, скрывая горькую улыбку. О, да, он отплатил! Айсинар позволил осудить на смерть Озавира-Миротворца. Торг с Умгарами за влияние в Поднебесных предгорьях был признан изменой, а гордыня Орбина и доходы Вейзов — неприкосновенными даже ценой большой крови и поражения. Только надо ли знать об этом сестренке?

— Сали, послушай, избранник Форума не может оставить свой народ в час испытаний. Он — отвечает за все, на этом стоит республика. А я не могу оставить его. Даже если не должен.

— Ты любишь его? — Она вдруг стала очень серьезной, даже торжественной. — Если так, то...

— Салема! Не будь ты таким ребенком! Любишь! — ему стало почти смешно, — Это и раньше-то было неважно, а уж теперь... я просто не могу его сейчас бросить. И... да, наверное, люблю.

— Я тоже люблю Нарайна!

— А ты — забудь. Он давно умер, а если нет — вряд ли до сих пор вспоминает тебя добром. Я бы ненавидел.

Гайяри понимал, что ведет себя жестоко. Он был старше сестры всего на какие-то пару вздохов, но привык опекать ее, заботиться, и в драку за поднебесные концессии, будь на то его воля, втягивать не стал бы. Но девчонку, как назло, угораздило выбрать Орса. Теперь Салеме приходилось хуже всех — она ведь и правда влюбилась, без сомнений, без оглядки, всем своим девичьим сердцем. Стоил ли Нарайн такой ее любви? А стоит ли Айсинар его любви и преданности? Гайяри попробовал представить отца-избранника Высокого Форума, дерущегося насмерть ради мальчишки. Вот была бы потеха! Смешнее не придумаешь...

И стоил ли всего этого Пряный путь? Уж наверняка нет, тем более что сохранить его теперь не удастся. Одно хорошо — этого, скорее всего, Гайи не узнает. Сестра права: воевать в одиночку и на что-то надеяться мог только осел.

Салема терла глаза. Она всегда так делала, чтобы скрыть набежавшие слезы.

— Больно, братик. И забыть, и помнить — больно. Знаешь, что сделала мать сегодня? Вот... вот! — она покопалась в поясной сумке и вытащила объемистый, красиво расшитый кошель, — лунные зерна. Велела под одежду подвязать и не снимать никогда. Мол, не родишь от кого попало, если что.

— Она права. Даже если мы проиграем, даже если всех нас убьют, тебя не тронут. Ты так хороша... если не будешь слишком строптивой — выживешь. — Не хотелось учить ее, чистую наивную девочку, как выгоднее продаться, но и лгать было уже поздно. — Найдутся сотни достойных мужчин, готовых заплатить за тебя целое состояние. Любовь — чушь, сестра. Тебе надо выжить. Жить любой ценой, понимаешь?