Страница 14 из 113
Все... Стянуть в трактире нож ей ничего не стоило — никто не следил за Наровой красивой дурочкой — а потом только дождаться, пока он уснет.
Салема ждала долго. Полночи лежала на своем тюфяке, боясь пошевелиться, и все гладила спрятанный на груди клинок, а потом он пришел сам, и...
— Доставай свой нож, Салема, не бойся.
Голос глухой, сухой и ломкий, а в глазах, таких ясных, все понимающих — льдом застыли слезы.
Потом он целовал ее, раздевал и снова целовал так долго, жадно и исступленно, что она забыла все, и день казни бывшего вещателя, когда чуть не сбежала из дома и отец впервые в жизни поднял на нее руку, и войну, и страх, который к исходу лета стал уже привычным, и Яшмовый Грот, и изуродованные тела во дворе...
А потом, уже утром, он заснул, склонив голову ей на грудь, а она наконец все вспомнила: как сильно она любит своего Нара, как серьезен был Гайи, когда говорил, что нужно жить... И как правильно принимать лунные зерна.
Пришел месяц оленя. Осада продолжалась уже восемьдесят дней. Еще в начале лета, когда армия Вадана стояла под Мьярной, Высокий Форум республики просил помощи и защиты у ордена Согласия. Но магистры лишь указали на свой герб — меч, обернутый пергаментом и увитый цветущей плетью первотала, — и напомнили: "Маги не воюют".
И вот враг пришел под стены Орбина. Последнему оплоту старшей расы осталось уповать только на собственную доблесть и гордыню. Белокаменная столица умирала, но не сдавалась. Ряды защитников редели, силы и богатства таяли. Каждый вечер орбинцы молились не о победе — хотя бы о надежде, и каждое утро приносило лишь новые страдания, страх и смерть.
Но боги все же хранили Орбин.
Т'хаа-сар Ахмар, прозванный Змееглазым, предводитель крылатой стражи ордена Согласия, на рассвете явился в покои верховного магистра Дайрана Могучего — прилетел к окну и уселся на карнизе, даже не перекинувшись человеком. Слава Творящим, т'хаа-сар и глава ордена для того, чтобы поговорить о главном, в человеческом языке не нуждались.
— Что за срочность, Змееглазый? Сегодня совет — не мог дождаться? — магистр не любил дурных вестей, а, всем известно, старший хранитель ордена вестник не из добрых.
"Прости, что тревожу, могучий, но это не терпит до совета. Сегодня даахи улетают в Орбин. И хаа-сар, и хааши" — страж качнул тяжелыми рогами, опустил голову.
— Идет война, армия Булатного в полудне пути от стен Тирона. Твои хранители должны защищать город и орден, даже странно, что мне приходится напоминать об этом.
"Это не просьба, могучий, это предупреждение. Хаа-сар улетели затемно, хааши нагонят их чуть позже", — змеиные глаза хранителя сверкнули янтарем.
— Прошлый совет решил: мы не воюем. Хааши голосовали первыми, разве не так, Ахмар? Что изменилось?
"Все. Спор Маари и Хаа разрешен, настало время Аасу. Хаа больше не будет терпеть — боль течет в жилах даахи. Войну надо прекратить".
Магистр горько усмехнулся. Значит, Творящие наигрались, Свобода и Любовь устали от драк и крови и ждут помощи Закона. Очень хорошо... только, может, следовало с этого и начинать? Мечтая стать великим магом, Дайран не верил в судьбу и не думал, что придется пресмыкаться перед богами, а вот, поди ж ты! Пляшет под их дудку и не ропщет.
Где кончается воля смертного и начинается воля божья? Он искал ответ, но пока даже не приблизился к истине...
— Что ж, предупреждение услышано — совет магистров назовет тех, кто будет говорить с отцом-избранником Высокого Форума Орбина Айсинаром и великим кнезом Умгарии Ваданом о мире, Творящие будут довольны. Через пять дней маги присоединятся к даахи в Орбине.
"Старший Волк останется с тобой. Его слово — за всех хааши и хаа-сар. В Орбин я беру младшего".
— Белокрылого Рахуна? Он не слишком молод для войны?
"У Рахуна к кнезу Вадану личное дело. Не волнуйся, могучий, мальчик справится".
— Раз так, не смею задерживать, т'хаа-сар. Попутного ветра тебе, хранитель, и скорого возвращения.
Даахи еще раз поклонился и оттолкнулся от стены. Серые драконьи крылья развернулись, унося Ахмара на север, туда, куда уже отправились его собратья.
Умгарский кнез возвращался в расположение своей армии. Советники и стражи, видя, что великий злится, держались тихо, чуть поодаль, боясь потревожить, но напрасно: кнез мрачнел с каждым шагом: он понял, что, все время побеждая, войну проиграл. И хоть футляр красной кожи, щедро отделанный золотом и самоцветами, говорил об уважении, а пергаментный свиток давал умгарам права на Пряный путь и предгорья ничуть не меньшие, чем республике золотоволосых, все это Булатному не нравилось. Конечно, он подписал и Слово о вечном мире с Орбином, и конфедеративное соглашение без совета своих приближенных, даже толком его не читая! А как тут не подписать, если с бело-палевых стен крепости на тебя пялятся чудовища, почище тварей бездны беззакония — не то звери, не то ящеры с хищными мордами и глазами, горящими как головешки. Вадан раньше не видел хранителей, да и сейчас не горел желанием рассмотреть вблизи — они внушали ужас и без этого.
Но все же, все же!.. Эту войну он выиграл честно — загнал подлых колдунов-старших в самое их логово, окружил со всех сторон, отсек любые пути к бегству и, будь у него еще хоть пара недель, непременно выкурил бы! Но боги любят и берегут Орбин — с досадой вспоминал он слова колдуна Йензы, — победить хранителей люди не в силах... В бездну все! Он не свинарь какой — великий кнез Умгарии, Вадан Булатный! Может и быка ударом в лоб положить, и любую в мире армию рассеять. Неужто он — он! — должен жить в страхе перед этими мерзкими тварями?! Разве не могут люди сами разобраться со своей войной?