Королевская кровь

— Кто ты, моя страсть, мой восторг, мое проклятье, лесная ведьма или мальчишка-посол с весенней улыбкой? Как мне жить без тебя, как мне жить с тобой? Айлор, прости… Господи, прошу тебя, умоляю…как же стерпеть эту боль? — я плакал, — Как же?..

До часовни я добрался только к закату. Молился, пока были силы, клялся. Сам себе внушал, что каюсь, и сам себе не верил. Я не раскаивался, нет! И я не заслуживал прощения.

Грех был невыносим — я бежал от Бога, из Его обители; бродил по двору, поднимался на стену, стоял там, на ветру; сидел с гитарой во мраке переходов, перебирая струны, и надеялся в стихах найти ответы… все было тошно, гадко. Все было зря. Можжевеловый запах, обжигающие касания, тихие певучие слова раз за разом переворачивали мой мир, повергая тело в томительную тоску, вынимая душу… Ни стыд и отвращение, ни ужас разоблачения, ни ненависть к этому мерзостному юнцу, к ведьме из сна, ко всему злобному племени, погрязшему в пороке лжи и неверии, не могли отрезвить меня, заставить опомниться.

Не в силах больше терпеть, я бросил терзать гитару и сжал в ладони рукоять кинжала: Лукас, Томас, Кевин… братья, почему я не пошел с вами? Почему отказался?! Мерзость надо истреблять. Убью Айлора и освобожусь! Другого выхода нет…

Убийство посла приведет к новой войне?..

Так разве не этого я желал? Кровь сита смоет мой грех, а война — залечит раны или добьет окончательно. Пусть разум отравлен и душа загублена, но клинок мой останется чистым!

12.

Я прокрался по лестнице, осторожно отворил дверь гостевой и ступил внутрь. В комнате было натоплено, но почти темно — дрова в камине лишь слабо дотлевали, а скудный свет из узкого окна так и рассеивался под высоким сводом. Все, что я различал во мраке — это очертания тела на широком ложе. Я представил его спящим: беззащитный и доверчивый, улыбается, наверное, клыки свои показывает… или хмурится, как ребенок, и волосы опять спутались…

«Если буду стоять тут и умиляться, никогда не смогу убить. Клинок в сердце — он даже ничего не почувствует, а я буду свободен!» Я рванулся вперед и ударил…

Когда я ошибся? Какой звук меня выдал? А может, это был запах или мысль?

Кинжал взрезал перину. Мой враг крутанулся, скатился на пол и тут же вскочил на ноги. Его узкий меч тусклой серебряной молнией мелькнул в полутьме.

— Доброй ночи, друг мой Хейли Мейз. Как же я рад видеть тебя снова! — Острие клинка легонько кольнуло в подбородок, заставляя поднять глаза.

Месяц, словно нарочно заглянувший в окно, осветил комнату, и мрак поредел. Айлор стоял передо мной, высокий и стройный, с мечом в руках, мерцающий, словно бестелесный дух. Кожа его отливала перламутром в неверном ночном свете, страшные шрамы на груди казались открытыми ранами, а лицо совсем перестало быть улыбчивым лицом мальчишки — теперь на меня смотрел жестокий воин, не знающий страха и жалости. И только волосы — в самом деле спутанные, все также пахнущие цветами и можжевельником — были точно такими, как прошлой ночью.

— Что же, Хейли Мейз, мне кликнуть стражу? — Взгляд Айлора ожог меня холодным презрением. — Будь ты простым рыцарем Чистого клинка, на рассвете я бы любовался твоей головой, воздетой на пику над воротами замка. Но ты — наследник Синедола. Как думаешь, лорд Кейн казнит единственного сына за измену? Или мне лучше не полагаться на его суд, а самому расправиться с предателем?

Я ушам своим не поверил:

— Так ты знал, что я — Чистый клинок?!

— За кого ж ты меня держал, Хейли Мейз, золотой голос Синедола? Тогда, за столом, я ждал «Кровью темной омоем клинки» или чего-то в этом роде. Но ты был достаточно хитер, чтобы выбрать любовную балладу; и потом, вечером — проявил храбрость и милосердие. Вчера ты много раз удивлял меня, признаться… Да и сегодня — тоже. Что ж ты один пришел? Взял бы с собой братьев. Мы — хорошие бойцы, но нас всего четверо, спящих. Вы бы легко справились. Неужели ты так глуп, Хейли Мейз?

— Глуп? — я все еще не хотел признать правды. — Ты думаешь, я — просто изменник? Неужели ты не понимаешь?..

Он нетерпеливо тряхнул головой и его клинок вновь царапнул шею.

— Ты пытался убить посла-миротворца! Зачем мне думать и понимать?! Все ясно, как день: я вправе требовать твоей казни, я сам могу казнить тебя прямо здесь и сейчас!

— Все верно… — я горько усмехнулся. — Чего я ждал? Искренности?.. Ты — сит, а я — полный дурак, этим все сказано. Удивляться мечу в твоих руках после вчерашней ночи — вот что в самом деле глупо…

— Избавь меня от своего показного благородства, Хейли Мейз, рыцарь Чистого клинка!

В его взгляде, в тоне его голоса были яд и злоба. Ледяная злоба, пробирающая до костей и жгучий яд обмана — больше ничего.

— Я — сит, и по твоему мнению, как любой сит, не достоин жизни. Мы разрушали ваши селения, мы развлекались, стреляя ваших жен, и позволяли своим зверям пожирать ваших детей, все так. Мы — адские твари! Если только не помнить о выжженных вами рощах, о наших женах и детях, изрубленных вашими клинками, затоптанных вашими лошадьми. Я сам по себе, уж конечно, не достоин жизни — я обесчестил потомка лордов Синедола тем, что признал его лучшим из людей. Честь потомка королей Старой Пущи, сложенная к твоим ногам, в расчет, понятно, не берется. Откуда взяться чести у сита? И в довершение всего я виновен в том, что не позволил зарезать себя во сне… — Он вдруг опустил глаза и замолчал, а когда продолжил, злоба сменилась невыносимой болью. — Я могу убить тебя, Хейли Мейз, и сделать из тебя мученика. Твои братья по ордену поднимут твое имя как стяг, и клинки вновь захлебнутся «кровью темной»… нет, мой Хейли, я этого не сделаю. Давай лучше ты, убей меня и живи дальше, если сможешь.