Страница 14 из 42
- Господи, боже святый! - Настасья сжимает в руках Лидочкины ступни и дышит на них, пытаясь согреть тёплым дыханием. – Полинка, ты куда же смотришь?! У неё же ноги как ледышки, замёрзли насмерть, на горке той треклятой… Лида! Вставай сейчас же!! Это что такое, улеглась… Тебе кто разрешил – без ужина в постель? Да и ноги попарить надо, они ж ледяные у тебя… Подожди чуток, я мигом воды нагрею, да горчички туда добавлю, а ты ножки подержишь сколько сможешь, вот и ладно будет, - приговаривает Настасья, оставив в покое Лидочку и суетясь у печи.
Лидочка успокоено бормочет своё «не надо… не буду… я не хочу…». Полина молча вытаскивает из-под Лидочки одеяло, на которое та без зазрения совести улеглась, стаскивает с неё трусики и майку (Лидочка протестующее пищит своё «не на-адо!») и натягивает на девочку ночную рубашку. Бесцеремонно поворачивая с боку на бок, подворачивает одеяло «конвертом» - если сбросит во сне одеяло, замёрзнет и будет до утра скрючимшись дрожать (как называла эту позу Полина).
- Она ж не просыпается у меня, спит всю ночь как убитая, другие-то дети десять раз проснутся, а эта…- ворчит Полина, укутывая дочку потеплее и отбрасывая рукой с мокрого лба мокрую чёлку. – Настастья, ты гли, чё деется-то, она и волосья намочить умудрилась, ты на неё посмотри! На ней сухого места нет, как лягушонка холодная… Ой, умереть над ней, не встать! – хохочет Полина. – Ты погляди, коленками в лоб упёрлась, в колобок свернулась, а под одеяло лечь – ума не хватило, она сверху легла… Умрёшь с ней!
- Выпороть бы её за такие номера! Вся усвинячилась-угваздалась, одёжки мокрые-мокрющие, хоть выжми, заместо ужина воды нахлебалась… А ты ей потакаешь!
- Да не трожь ты её! – вскидывается Полина. – Ты руки-то её видала? Унеё от спиц на пальцах мозоли… Всехние-то дети день-деньской на улке, а моя за вязаньем сидит, без капризов сидит – потому что иначе (Полина говорила с ударением на «и») нам не прожить. Погулять-то ей ведь тоже хочется, дак пущай душу отведёт, всласть нарадуется-накатается. Хочешь, чтобы она по струночке ходила? А мне её жалко. Она кажный день в этаком виде домой является, дак что ж мне её – кажный день лупить? А одёжки высохнут, от воды что им сделается? Снег чистый, дак и пусть валяется, коли ей охота… А что вымокла вся – дак не сахарная, не растает. А что умаялась - дак не сдохнет, за ночь наотдыхается, утром мячиком вскочит… Я свою дочь знаю. Наша порода, Дымовых
Настасья, получив отпор, отступалась и только головой качала: «пожалела» дочку мама - водой накормила, ног не отогрела и спать уложила. И Дымовых каких-то приплела… Фамилия у Полины красивая, двойная - Иванова-Ранева, и у Лидочки такая же. А Дымова – она, наверное, по отцу. Настасье не так «повезло» - была Горшкова, а замуж вышла, стала Крышкиной. Митюшка в школу пойдёт – задразнят… Мать-то горшком дразнили, а сыночка крышкой обзовут, да так и звать будут. Вот беда-бедовская…
============== Пирожок
Длинно вздохнув, Настасья бросала взгляд на спящую Лидочку – не проснулась ли – но Лидочка крепко спала, свернувшись калачиком под одеялом, чтобы скорее согреться. Настасья с Митюшкой садились ужинать, а Полина, наскоро сжевав картофелину и запив её «простокишей», садилась за работу…
С рассвета и до поздней ночи она вязала шали, которые требовали кропотливого труда. На то, чтобы связать одну шаль, не хватало дня - из-за сложных узоров и большого размера. Закончив шаль, Полина стирала её и натягивала на вбитые в стенку гвоздики. Растянутая шаль занимала всю стену – такая была широкая. Лидочка удивлялась – сколько надо терпения, чтобы такую связать! Она бы так не смогла, она и варежки вязать устаёт, в глазах от узоров рябит, а ещё уроки на завтра делать…
А Полина теми же словами думала о дочери.
Готовые шали Полина относила в Шадринск, куда она ходила пешком. В Шадринске же она отоваривала хлебные карточки – свою, рабочую, и детскую Лидочкину. За хлебом посылали Лидочку, и девочка привычно шла пять километров до города и столько же обратно, почти не чувствуя усталости.
Один раз ей вместе с хлебом дали по карточке сладкий пирожок. Все пять километров до дома Лидочка пробежала вприпрыжку, любуясь его румяными боками и вдыхая сладкий запах сдобы. Представляла, как обрадуется мама и как они будут его есть. А внутри, наверное, повидло. Интересно, какое? Яблочное или сливовое?
Во дворе ей встретилась Настасья, которой девочка, не утерпев, тут же похвасталась пирожком.
-Вот молодец, не съела, домой принесла! – похвалила её Настасья. – Мой-то Митюшка таких не ел! Разломите пополам да съешьте.
Так и сделали. Пирожок разрезали на две части, Лидочка в два укуса проглотила свою половинку, а Митя долго мусолил свою, вымазал повидлом губы, щеки и нос, счастливо улыбался и облизывал пальцы. А Полине пирожка не досталось вовсе.
- Глупенькая ты у меня! Не надо было Настасье говорить, съела бы сама. В другой раз дадут – съешь по дороге, домой не носи, а то опять она отнимет, - поучала дочку Полина. А восьмилетняя Лидочка никак не могла понять – ведь если она съест пирожок по дороге, что же тогда останется Митюшке? Он ведь тоже любит пирожки…
Но «другой раз» так и не наступил – пирожков по хлебной карточке больше не давали.