Третий лишний

С трагической кончиной миссис Гриндл привычное течение жизни нарушилось. Казалось, что произошло крушение столпа, дававшего чувство стабильности каждому, кто жил и работал в доме. Ветер перемен ощущался все настойчивее и не миновал никого.

Впервые недели мистеру Гриндл и Ханне приходилось тяжело из-за ощущения страха и опасности. Казалось, еще немного, одно лишнее слово – порочная связь раскроется, и их обвинят в преднамеренном убийстве. Детектив Инфрилд – толстый флегматичный мужчина, с аккуратными усами и цепким взглядом поначалу наведывался к мистеру Гриндлу каждый день, задавал много вопросов служанкам, расспрашивал знакомых об отношениях между супругами и во всем искал подвох. Однако не найдя ничего подозрительного, был вынужден отступить, хотя сомнения у него остались.

 Айзеку повезло, что в тот вечер он вызвал доктора, потому что именно свидетельства мистера Сэмвела о том, что миссис Гриндл была в уме и невредима, но в сильной истерии, оказало самое решающее значение. Все решили, что она, мучаясь от бессонницы, по неосторожности выпила слишком много успокоительного.

Дом то и дело посещали сочувствующие. Их паломничество не прекратилось и после похорон. Как только жительницы Блумсберга узнали, что мистер Гриндл овдовел, словно сошли с ума. Равнодушно наблюдать за подобным лицемерием было просто невозможно. Бывшие подруги Кэтрин – скромные и чопорные дамы штурмовали дом, изнемогая от желания выразить соболезнования. Даже на день рождения миссис Гриндл не находилось столько желающих поздравить ее, сколько пришло поддержать одинокого, состоятельного и обходительного новоиспеченного вдовца.

Айзек старательно изображал скорбь, иногда даже промокал платком заслезившиеся глаза, вспоминая о почившей супруге, жаловался знакомым, как ему одиноко, но Ханна единственная знала, что внезапная смерть Кэтрин не заставила его отказаться от низменных притязаний. Свобода и отсутствие необходимости таиться, словно подстегнули его. Прошла лишь неделя, а мистер Гриндл так часто одаривал ее вниманием, что она не могла ровно сидеть.

Вскоре, ссылаясь на сильную душевную боль и жестокие терзания, связанные с воспоминаниями о супруге в осиротевшем без нее доме, Айзек решил перебраться в  Алленвиль.

Дав расчет всем служанкам и выплатив сумму свыше ими заработанной, они полюбовно расстались. В городе знали, что и Ханна получила расчет, но никто не догадывался, что она уехала не в Нешвил, а тоже в Алленвиль, где снова встретилась с мистером Гриндлом.

Он снял небольшой дом на окраине города, дабы не привлекать внимание общественности к своей персоне, нанял глухую экономку, которая не услышала бы перед свои носом даже взрыва хлопушки, молчаливую служанку и стал жить в свое удовольствие, предаваясь всевозможным радостям жизни. Ханна же стала его любовницей.

Однако ветер перемен не принес ей счастья. Мистер Гриндл – богатый вдовец пользовался огромным успехом, и ему часто поступали приглашения от дам местного общества. Каждый раз, когда взгляд падал на витиеватую визитку, надушенную духами, Ханну охватывала ревность и отчаяние. Она понимала, что рано или поздно, Айзек снова женится или потеряет к ней интерес.

Когда он задерживался и возвращался поздно, она мерзла в большой кровати и предавалась печали, потому что осознание сотворенного греха не давало покоя. Совесть изводила ее за двоих. Айзек радовался, что получил свободу, пусть и таким способом. А Ханна, если у нее выдавалась минутка, посещала приход и молилась о прощении. Наверно, единственными, кто искренне, кроме родных, молился о Кэтрин, оказались бывшая служанка – любовница ее мужа – и миссис Маккарти.

С каждый одиноким, тоскливым вечером, когда Айзека не было рядом, она все больше начинала осознавать свой грех и тяготиться им. От одиночества, Ханне становилось только хуже. Здесь у нее не было знакомых, потому что Айзек не позволял ей никуда отлучаться одной. Он ревновал и ругался, если она хотела куда-нибудь пойти одна.

– Хочешь уйти к другому? – кричал, обвиняя ее в том, что она намеренно кокетничала в кофейне. Что бы Ханна не сделала, куда бы ни посмотрела, ему мерещилось, что она ищет мужского внимания. Однако когда сам пропадал ночами, ей не отчитывался.

Взамен Айзек баловал ее чудесными нарядами, украшениями, посещал вместе с ней кофейни или кондитерские. Если они покидали Аллентаун, то посещали театр.

Они стали ругаться. Ханна злилась, наблюдая, как на Айзека смотрят женщины его круга. Айзек же замечал сальные, похотливые  взгляды, которые бросали на его любовницу окружающие мужчины. Подобное положение льстило его самолюбию, но и раздражало, потому что надумай Ханна уйти к другому, он не смог бы остановить, поэтому от души радовался ее скромному пуританскому воспитанию, которое не позволяло ей думать о подобных вещах.

«Нужно стать сильной и покончить со всем этим. Нужно решиться и уйти…» – твердила она себе, но оставить Айзека у нее не хватало сил.

Сентябрьским солнечным днем, когда его не было в городе, Ханна неспешно прогуливалась по городской оранжерее. Вокруг изысканными бабочками порхали нарядные дамы, играли няни с детьми, бродили влюбленные пары, тайком крадя поцелуи, а она чувствовала себя старой, одинокой, несчастной. Возвращаться в пустынный дом не хотелось, потому что в тишине ей становилось ужасно тоскливо и хотелось плакать. Оставалось только совершать неспешный променад.

Минуя  белый розовый куст уже пятый раз, она устала и решила присесть на скамейку, чтобы отдохнуть и насладиться видом цветов и ухоженных кустов. Любуясь солнечным светом, пригревавшим сквозь стеклянную крышу, задумалась и не сразу услышала, что кто-то ее окликнул. Возможно, она так бы и не заметила оклика, если бы зовущая ее не оказалась такой настойчивой. Когда сзади раздался звонкий топот каблуков, она ощутила, как ее руки кто-то коснулся.