Страница 13 из 70
******
У Агаты была странная манера: долго и бессвязно излагать свои мысли. Любое начатое ею повествование, оставаясь незаконченным, уступало место совершенно неожиданным тематическим вкраплениям. К примеру, приступив к рассказу о затопленной морской пристани, она вдруг вспоминала что-то там про свои перцы, которые остановились в росте, жаловалась на соседскую кошку, грядущее повышение цен на мясные продукты, описывала разные точки зрения на вегетарианство и религиозные секты, периодически перемежая всё это историями о своих соседях и близких родственниках. При этом причислить её к разряду болтушек было бы в корне неправильно, поскольку повествовательной форме говоруний присуща лёгкость и изящество, в то время как сообщения Агаты по звучанию напоминали хриплое радио начала прошлого столетия и отличались редкостной словарной зацикленностью. В какой-то степени это походило на нажатие кнопок у куклы, которая в ответ выдаёт то «а-а-а!», то «о-о-о!», то «ма-ма!». Тем не менее, Агата никогда не упускала возможности порассуждать о чём-нибудь вслух. Говорила она долго и нудно, совершенно не интересуясь мнением своего собеседника. Наверное поэтому самыми её желанными слушателями были случайные прохожие, интересовавшиеся местонахождением того или иного отеля либо торговых точек прибрежного городишки. Бывало, кто-нибудь из курортников заходил в булочную и спрашивал у Агаты, где тут поблизости торгуют курами-гриль. «Вы сами вообще-то откуда будете?» – приклеившись к нему немигающим взором, спрашивала моя начальница. Слегка растерявшийся турист после некоторой паузы отвечал на ее вопрос, и тогда Агата приступала к длинному, скрипучему и медлительному разъяснению: «Вам нужно свернуть вон в тот переулок. Пройдёте метров двести и увидите большую вывеску “Аптека” со слегка искривлённой фонарной дугой. На ней двадцать лет назад жена фармацевтика повесилась потому, что он её залечил. Вот фонарь от её веса и прогнулся. Она была грузной женщиной. Потом идите прямо минут пять тихим шагом, и напротив магазина “Всё для рыбной ловли”, скорее всего, на Вас набросится большая собака с гофрированной мордой, породистая такая, как в рекламе корма “Педигри”. Но Вы её не бойтесь. Она только лает на прохожих, пока ещё никого не укусила. Там её хозяин работает продавцом и берёт эту зверюгу с собой для компании, чтобы одному в магазине не было скучно. Хотя по мне, так лучше бы он женился. Супруга-то больше подходит для компании. Потом Вам нужно будет обогнуть синее здание с левой стороны и пройти под аркой с вывеской “Ночной Клуб Стрела”. На самом деле никакой это не клуб, а публичный дом. Он уже два раза горел, и оттуда на улицу все голыми выбегали: и девки, и мужики – спасались потому, что хотели жить. На углу следующего дома будет написано: “Пиццерия”. Не верьте. Там пиццы готовить не умеют, только супы варят и салаты делают. Пройдёте мимо неё и увидите – прямо перед Вами будет маленькая домушка, она ещё палёным сильно пахнет. Это и есть “Куры-гриль”. Туда смело и заходите».
Во время рассказа у Агаты была привычка указывать пальцем на объекты живой и неживой природы. Говоря об одной из своих знакомых, она вытаскивала меня из магазина на улицу и, тыча пальцем на окно дальнего здания, надсадно скрипела: «Вон там, видишь? За белым домом ещё один, жёлтый, а за ним опять белый. Отсчитай в нём четвёртое окно справа – то, что с синими занавесками. Там живёт Мариса, о которой я тебе только что говорила, в двухкомнатной квартире на третьем этаже». В итоге мне приходилось впериться взглядом в указанное ею направление, поскольку иначе Агата бы от меня не отвязалась. Бывало, завидев какого-нибудь знакомого, шагающего по улице, моя начальница наводила на него пальцем, как дулом пистолета, и, ничуть не смущаясь того, что он смотрел в нашу сторону, громогласно комментировала нелестные подробности его жизни.
Кстати сказать, эти особенности никак не объяснялись возрастом моей начальницы. На тот момент лет ей было около сорока с небольшим. Иначе говоря, она пребывала в том возрасте, когда у большинства людей психические функции находятся в нормальном состоянии. Скорее всего, в её случае имело место быть тривиальнейшее бескультурье. Зато физической энергии Агате было не занимать. Всю свою жизнь она провела в небольшой деревеньке, расположенной в нескольких километрах от морского побережья, население которой по традиции занималось животноводством и аграрной деятельностью. Агата не была исключением из этого правила. На момент нашего знакомства коров она уже не держала, но при этом значительно преуспела в выращивании уму непостижимого количества перцев. Как-то раз, завидев свою начальницу с огромным сельскохозяйственным инструментом в руках, из которого она что-то старательно распрыскивала на своей громадной плантации, я издали приветственно помахала рукой и, остановив автомобиль, уже было направилась в её сторону. Однако, увидев, что нас с Агатой разделяло расстояние приблизительно в триста метров, я замешкалась, раздумывая, стоит ли преодолевать его пешком по полю. Ведь я могла нечаянно наступить на какое-нибудь культурное растение и его сломать, а этого рьяная фермерша мне бы ни за что не простила. Пока я размышляла по этому поводу, Агата твёрдым шагом отправилась мне навстречу и через несколько минут вышла на обочину дороги. Она стряхнула рукой пот со лба и, повернувшись к возделываемому полю лицом, задумчиво произнесла: «Нда-а-а… И для кого я так стараюсь? А ведь всё украдут, паразиты…» «Кто украдёт? – опешила я. – Соседи?» «Да какие соседи! У них самих этого добра полно, вон там, через лесок, четыре поля по весне засадили, – Агата сопроводила свои указательным жестом и продолжила: – У нас тут другая беда. Чуть ниже есть кемпинг. А кто в этих кемпингах останавливается? Всем известно, одни голодранцы. Приличные-то люди ночуют в отелях, а не в палатках. Вот эти туристы-палаточники поля и обдирают, как стемнеет. Приходят с целлофановыми пакетами и набивают их до краёв. Этим летом я уже двоих своими глазами видела». «Так у тебя же несколько полей перцами засажено, каждое длиной аж до самого леса. Сколько тут гектар? Неужели всё это могут растащить постояльцы кемпинга?!» – удивилась я. Агата недовольно хмыкнула, оставив мой вопрос без ответа, и после краткого молчания изрекла: «Всё, что здесь растёт, принадлежит мне, а не дяде, понятно? И не твоё это дело рассуждать, сколько у меня перцев, ишь… Ты что?! Мои деньги, что ли, считать вздумала?!»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Шутка ли сказать, но внешне лицом и телом Агата напоминала задумчивого филина. Этот образ прекрасно дополняли её очки, с круглой оправой, размером на сантиметр больше глаз, что в другой интерпретации походило на аляповато наложенный макияж. Зато стиль одежды моей начальницы был, в своем роде, безупречным. За четыре месяца мне удалось лицезреть её всего в двух сменах одежды: паре кофт с коротким рукавом, одной юбке и одних брюках. Впрочем, экономия на своём внешнем виде была свойственна подавляющему большинству жителей сельской местности Страны Вечного Праздника. В то время как городские щеголи прибегали к услугам психологов, которые пытались излечить их от импульсивного шоппинга, население небольших посёлков и деревень с завидным энтузиазмом воплощало в жизнь принцип: «Не трать ничего, отложи на чёрный день!» Даже когда типичная крестьянская прижимистость приобретала крайние формы скупости, родственниками и соседями сельчанина-Плюшкина это расценивалось, как нечто похвальное, и делало его примером для остальных: «Смотри, какой молодец, у самого пятьсот коров, а денег на ветер не бросает! Свою семью держит на хлебе и воде, при этом всё заработанное никуда не тратит, а относит в банк! И то верно – там деньжата целей будут!» Как бы странно это не звучало, но в старушке-Европе начала двадцать первого века запросто можно было встретить перегонявших стада животноводов, как мужского, так и женского пола, одетых в залатанные зипуны и кафтаны, подпоясанные старыми верёвками, уже непригодными для того, чтобы привязывать ими к дереву скотину. Для полноты картины, на ногах у них красовались рваные калоши, замотанные скотчем или каким-нибудь другим подручным материалом, позволяющим заткнуть крупные дыры. Если подошва была продырявлена, то ремонтные работы этой обувки осуществлялись путём вбивания в неё коротких гвоздей, разумеется, не приобретённых в магазине, а найденных где-нибудь на дороге. При этом калоши рачительными хозяевами никогда не выбрасывались, а бережно передавались из поколения в поколение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})