Страница 5 из 135
Преодолев мимолётную растерянность, Антипатр железной рукой навел порядок в оставленных ему войсках, усилил гарнизоны в городах Линкестиды и дал понять, что власть, завещанную царём, с себя не сложит до объявления наследника.
"Аргеадов нет более, никого царской крови не осталось, войско будет выбирать нового царя. Всё войско, а не только та половина, что подняла на щитах Пармениона".
Антипатр высказал это вслух в присутствии царицы. Та взметнулась дикой кошкой – разве забыл наместник об её дочери от Филиппа, что сейчас замужем за эпирским царём?
Нет, он не забыл, но женщина не будет править Македонией, а её муж прав на престол Пеллы не имеет.
Царица и бровью не повела. Скользкая змея, не из тех, кто легко Сдаётся. Есть ещё кое-что, о чём следует знать Антипатру.
Наместник выслушал Олимпиаду, но не уступил ей в умении сохранять невозмутимость в любой ситуации, хоть сердце забилось чаще. Да, если её слова не очередная хитрость изворотливой ведьмы, цепляющейся за соломинку, лишь бы удержаться у власти – это выход для всех, спасение Македонии, и он первым поддержит царицу, хотя не доверяет ей. Он вступит в союз со змеёй, с кем угодно, с самим Аидом, лишь бы сохранить филиппово наследие.
Войско возвращалось, о продолжении похода не могло быть и речи, это понимали все. Наместник ожидал, что союзники разбегутся и Парменион не сможет их удержать, но у самозванца всё равно останется около двадцати тысяч воинов. Менее пятнадцати тысяч у Антипатра. Наместник выступил навстречу. Если не обманула Олимпиада, братоубийственной бойни можно избежать. Они договорятся с Парменионом, он мудр и уравновешен, в Троаде у него не осталось другого выхода, кроме как принять волю войска, иначе он мог не удержать воинов в узде. Конечно, так и должно быть никакой он не мятежник, не предатель, ведь они столько пошли вместе, плечом к плечу.
Антипатр переправился через Стримон у Амфиполя и встал лагерем, а к вечеру соседнюю гряду холмов занял Парменион. Наместник послал к другу-врагу одного из самых надёжных людей. Парменион должен услышать слова Олимпиады и противостоянию будет положен конец. Но на следующее утро Антипатр увидел строящуюся фалангу... Он так и не узнал, что гонца перехватили люди Филоты. Сын самозваного царя уже прикидывал, как будет смотреться на его челе диадема, и ни о чём разговаривать не хотел.
"Ещё не всё потеряно. Нужно выехать навстречу, вызвать Пармениона на середину поля. Несколько слов решат судьбу Македонии!"
Боги судили по-своему. Филота не обладал благородством Александра, жаждавшего лишь "честной" славы, фаланга Антипатра ещё не построилась полностью, как сын Пармениона атаковал, вломившись в левое крыло противника, где наместник поставил старшим своего зятя. Договариваться стало не о чем, нужно сражаться.
Линкестиец на этот раз не струсил, понимая, что невозможно вечно бегать от судьбы. Он выдержал удар гетайров. Да, по правде сказать, устоять ему и не составило большого труда. Восемь ил "друзей", полторы тысячи тяжеловооружённых всадников ушло с Александром, здесь же не было и половины. Антигон ещё не знал, что вернулись из Азии далеко не все. Не только эллины бросили Пармениона. Многие из молодых, сверстники покойного царя, его друзья, не присягнули самозванцу. Фаланга тоже поредела: таксисы[4] Пердикки и Кена, наполовину составленные из эллинов, не пожелали возвращаться.
И уже в бою, ещё до столкновения, Полиперхонт, старый товарищ, князь Тимфеи, увидел в первых рядах противника своих людей и обратился к ним, умоляя сложить оружие. Тимфейцы подчинились, сломав строй фаланги Пармениона. Сам Антипатр ударом своего правого крыла, семью илами гетайров, оставленных ему Александром, решил всё дело. Он призывал брать бегущих в плен, не убивать никого, ведь это македоняне. Братья...
Они ожидали решения своей участи без страха. Знали, на что шли и не видели иного выхода. Высших начальников уцелело и попало в плен немного: брат Пармениона Асандр, командиры фаланги, Мелеагр и Кратер, стратег агриан Аттал, а так же глава царской канцелярии, грек-кардиец Эвмен. Выжившие приготовились присоединиться к своим павшим товарищам, и не сомневались, что в шатёр наместника их ведут лишь для скорого суда и смертного приговора.
Однако всё случилось иначе. Перед входом пленникам развязали руки, стража осталась снаружи. Внутри вокруг разборного походного стола расположились стратеги Антипатра, с ним самим во главе. У входа стояло пять складных стульев, но ни один из "мятежников" ими не воспользовался. Ни победители, ни побежденные не приветствовали друг друга. Антипатр внимательно разглядывал "мятежников", подолгу задерживая взгляд на каждом из них.
Асандр смотрел прямо в глаза наместнику, почти не моргая и, казалось, не замечая больше никого в шатре. Лицо его спокойно, не выражает никаких эмоций, поза расслаблена. Большие пальцы рук заложены за пояс хитона, спина прямая, как у юноши.
Слева от младшего брата Пармениона вращал глазами Аттал. Он выглядел наиболее беспокойным из пятёрки, не знал, куда деть руки и, то потирал запястья, "украшенные" бледнеющими следами пут, то принимался теребить складку хитона на груди.
Бородач Мелеагр (он проигнорировал недавнюю идею Александра о поголовном бритье в армии) выпятил вперёд толстую верхнюю губу, отчего усы стратега хищно топорщились. Он стоял чуть вполоборота, словно готовился бежать.