Страница 80 из 83
Наверное, это место стоило бы считать храмом, да вот только йалэди никогда не строили храмов, святилищ или иных мест поклонения высшим силам. Это имперские капюшонники кругом возводили целые дворцы для ублаготворения своего божества. И всё же выбранное Милраниром подземное убежище было похоже на что-то такое.
Яска скользила по кругу, слушая шёпот тьмы и пустоты вокруг, и в этом было слишком много от молитвы.
Ты знаешь, с чего она началась?
Тьма не убаюкивала, не утешала; заснуть в этом месте казалось Яске почти кощунством. Сны здесь оживали и обретали зримую плоть. Те самые сны, что терзали и мучили Яску со времени её болезни. С того дня, когда погиб Арамано.
Тьма билась в сознание и разламывала резкой болью виски, будто весеннее половодье вскрывало лёд на реке. От неё не было избавления, она пробиралась даже под плотно сомкнутые веки. Это была не усеянная звёздами бездна, в которую превращается небо летней ночью. Та, привычная и знакомая, осталась в навсегда отринутом прошлом.
Эта больше походила на море, которого Ясс никогда не видела, но бессчётно представляла себе и видела во снах. Тьма плескалась вокруг, норовя окатить с головой, утащить вглубь, навсегда подчинить себе. Ей почти невозможно было сопротивляться.
Так всё и началось когда-то.
Была тьма, в которой звуки не гасли, они ещё даже не рождались. Тьма без начала и конца, исполненная первобытной мощи, лишённая времени, мыслей, самой жизни. Бездушная и бесплотная, как смерть. Если только смерть может быть там, где никогда не было жизни.
Так с чего началась Вселенная?
Для того, чтобы что-то проросло, в землю должно бросить семена. Для того, чтобы развеять тьму – нужен свет.
Вселенная началась с маленькой искры во тьме.
Ясс прижала пальцы к вискам.
Всё было просто.
Что-то зрело в её душе, давно уже, с того самого пепелища Ойор Аэс, а, может быть, и раньше, с самого рождения.
Солнечное зерно упало под слой пепла, в тёплую и тёмную благодать.Оно ворочалось глубоко внутри, будто живое существо, готовое распахнуть крылья в ставшей слишком тесной темнице и - разбить её одним чересчур сильным взмахом. Солнечный зверь ворчал и ворочался под медной чешуёй, сковавшей сердце.
Удар. Ещё удар.
Ну же!
Одно движение души и чистый, первозданный огонь вырвется наружу. Иначе ради чего всё это было?
Вселенная началась с огня.
Чтобы возродиться, нужно сначала умереть.
Маленькая ящерка не сгорела, не выдержав жара солнца. Она выросла, отрастила клыки и когти, научилась дышать огнём и превратилась в дракона, сверкающего в золотистых лучах ослепительным блеском брони.
Так долго гладили против шёрстки...
Шкурка пушистая сменится жёсткой,
иглы растут сквозь нежную плоть -
куда и делось души тепло...
Училась мурлыкать - смогу и рычать.
Как теперь будешь величать?
Прежняя память -
пыль под ногами...
Одно неосторожное движение и хрупкая скорлупа мира раскалывается, выпуская на волю всё, что так долго ждало своего часа. Один удар сердца.
Да ты ли это?
- бежишь по следу...
Шаг.
Неверный. Зыбкий.
Нет.
Плавилось в горне тщедушное человеческое тело. Медный кокон вокруг изболевшейся души становился чешуёй, защитной бронёй. Лепестки пламени трепетали за спиной уже вполне узнаваемыми силуэтами крыльев.
Один поворот – и ляжет под них небо.
Растекаясь по высокому куполу, накроет мир светлым пламенем, очищающим и жарким, как собраные воедино все самые сильные чувства души. Чуть повернуть плечом - трещинами пойдёт земная кора, легонько шевельнуть кончиками пальцев - горячий смерч пройдёт в звенящем от напряжения воздухе.
Так начиналась Вселенная.
Рушилась, опадала осколками, острыми тяжёлыми грудами камня, рассыпалась в труху. На пепелище расти новым цветам, горьким и трепетным, с колючими ломкими лишь на вид стеблями, способными проломить толщу вековечной мерзлоты и корку только-только застывшей лавы.
Рука - крыло - биение сердца - ветер - отчаянная надежда - всё сливается в одно, в стремление выжить, вырваться из пут реальности, стать большим, чем прежде, и пусть весь мир осыпается стылой золой, лишь бы только даже время поворотить вспять.
Это ведь - можно?
Если рвануться всей силой древней Нэриаэаренны, пропуская через себя её первозданную мощь, становясь её душой и истинной сутью?
И выйдут моря из берегов, извергнутся пламенем из недр горы, повергая города Митл-анд'ийи, обители капюшонников и гордые замки чужаков и захватчиков ниц. И падут стальные оковы, вековые цепи. Кровью вражеской омоются души, напьётся вдоволь иссушённая твердь Уумара.
Тело моё - земля, чешуя - ковыльные волны, и вечный ветер - кровь в жилах, в венах распростёртых над миром рук...
Шаг.
Нет. Этого не будет.
Потому что я – ковыль-эммет, тоненький стебелёк на ветру. Не мне пронзать навылет сияющие выси. Не мне ворочать мощными мышцами, подвигая горы. Нет, Милранир.
Ястриннэн – скорбь и память. Светлое дуновение весеннего тепла, серые омуты озёр, клинки-листья древних аэсэй.
Нэриаэаренна – древнее глубинное пламя, нутряной огонь земли. Тяжёлая поступь, жар и тяжесть принятых решений.
Нет, Милранир, у тебя ничего не выйдет.
Я впитала в себя и то, и другое.
Дыханием серебряного леса я сращу треснувшую чешую. Тонкой серебряной паутинкой оплету все входы и выходы, все ловушки, так похожие на избавление.