Страница 8 из 83
- А, по доверчивости, - махнул рукой Ярмэйн. – Какой-то уросский менестрель сочинил балладу о прекрасной огневолосой альдской колдунье с глазами зелёными, будто море, вот и началось сумасшествие. Глаза-то поменять никак нельзя, а вот волосы – сколько угодно. Красят, парики надевают – всем хочется быть прекрасными колдуньями, дерзкими, непокорными, злыми на язык. Иногда оглядываешься по сторонам и понимаешь, что одна красавица от другой отличается только, если стоишь не дальше, чем в двух шагах.
- Ну, ничего себе, - почесал затылок Лассан. – А я думал, что «колдуньей» назвать – это оскорбить, обидеть…
Ярмэйн пожал плечами и, разбежавшись, прыгнул в воду, окунувшись в омут с головой. Лассан подумал пару мгновений и, подойдя к самому краю, дождался, пока голова Ярренвейна вновь покажется над водой и прокричал:
- Слышишь, великий рон! А глаза-то у неё и вправду – зелёные! Я заметил!
Ярренвейн только фыркнул…
***
Дальше ехали без случайных встреч и происшествий. Часть дороги проходила через аэсовый лес, часть лежала во владениях канна Эстэвена – то есть, по сути, петляла меж безлюдных, заснеженных холмов. К городской стене рон Эанэ с приятелем добрались к закату третьего дня, не особо торопясь и проведя первую ночь в лесной «хатке», вторую – загостившись в одиноко стоящей заимке старика-бортника, обрадовавшегося нежданным гостям, будто давно не виденным внукам.
Нэриаэаренна встретила их тишиной и заметно усилившимся ветром. Ярренвейн порадовался, что здесь им ночевать не придётся: очень уж разительным был переход из снежной сказки Ястриннэн в эту суровую реальность. Если в Серебряном Лесу, Благословенной Атр’анне, острее ощущались недолговечность и трагически-хрупкая красота мира, то здесь – в Земле Холмов таилось совсем иное чувство. Казалось, каждая складка земной поверхности, каждый изгиб её дышит древней силой, сдержанной, сокрытой до поры, но способной, раз прорвавшись на свободу, всё смести на своём пути. Здесь не было место тоске и грёзам о былом – здесь хотелось битвы, воинских подвигов, возможности найти в своём сердце мужество и отвагу для настоящих свершений. Ярмэйн пожалел, что до сих пор не видел Нэриаэаренну – летом или весной – в пору пробуждения или расцвета, а не скованную зимним сном. Ему казалось, что, знай он, какова эта земля, раньше, ему многое проще было бы понять: и о канне Эстэвене, и о своих подданных-ястриннцах, и о самом себе. Ведь Ястринэнн, по сути, тоже рос на этих холмах и когда-то считался неотделимой частью этого края.
Здесь не было не только других городов – вообще никаких других поселений кроме Яшмета, древней вотчины каннов Эммет. Говорили, что Эмметы жили здесь с незапамятных времён, ещё в века владычества альдов, или, как называли их здесь, яледов. Сначала была просто одинокая башня в холмах, потом башня разрослась до крепости, а с годами – и до города. Обитатели Нэриаэаренны занимались в основном разведением коз и лошадей, которых пасли на раскинувшемся вокруг разнотравье, переходя с места на место, а потому не строили постоянных домов, летом обходясь шалашами и шатрами, а зимой укрываясь за золотистыми стенами Яшмета. Конечно, так поступали не все, но многие. Тех, кто предпочитал проводить летние ночи под крышей, было меньшинство: ремесленники, садовники, ухаживавшие за знаменитыми яблоневыми садами да женщины с малыми детьми – вот и все, кого можно было встретить в городе летом. Ещё оставались воины – кроме тех, кто охранял границы, старик-знахарь с учениками и княжеская семья. Как правило.
Яшмет был удивительным. Ярмэйн Ярренвейн видел множество городов, большинство из которых казались ему так или иначе красивыми или хотя бы любопытными, но даже он застыл на гребне очередного холма, завороженный вдруг открывшимся ему зрелищем: в бело-сером царстве зимы, снега и тянущихся с севера туч – золотой-золотой город, словно светящийся сам по себе и даже на вид – согревающий будто пламя. (Потом Ярренвейн узнал, что эстэфф, камень из которого было построено всё в Яшмете, и в самом деле становился зимой тёплым на ощупь, а по ночам едва заметно светился). Как все древние строения – по крайней мере, из тех, которым не приписывалось происхождение от рук альдских кудесников – он казался чуть грубоватым, но надёжным и крепким. Стены крепости были сложены из огромных плотно пригнанных друг к другу глыб, прямоугольные башни и ведущие от одной к другой переходы были украшены зубчатыми коронами из камня помельче, а видневшийся вдалеке причудливый силуэт замка казался вовсе отлитым целиком в единой форме, вместе с крышами и пронзавшими небеса шпилями, на которых развевались знамёна: стебель ковыля на золотом фоне и чёрный когтистый след на серебряном. Крепость окружал немалый ров с водой, сейчас слегка подмёрзшей и затянутой тонким слоем льда, а площадка, на которой гостям полагалось ожидать, пока опустят переходной мост, была выложена всё тем же эстэффом.
- Начиная с весны мост всегда опущен, - сообщил всезнайка Лассан. – Здесь всё равно никого никогда не бывает. Даже до нас хоть «капюшонники» домогаются, а Яшмет, как будто не существует вовсе, растёт тут сам по себе, как ковыль в холмах, про него в Империи и забыли уже небось…
- Не знаю, как в Империи, но в Кеорэне точно забыли, хотя про Ястринэнн рассказывают, да и в Дэлькерре я о Серебряном Лесе не раз слышал, а о Земле Холмов – нигде кроме Гонровы.
- Ну, Гонрова-то в двух шагах, - пожал плечами Татеук. – Как им про ближайшего соседа не знать. С кем торговать тогда будут? Кому «дымные» вина сбывать? Спарсам? Те на них не шибко падки, а в самой Империи скорее в пользу казны отберут, чем заплатят честной монетой.