Страница 9 из 83
Ярренвейн кивнул и тронул поводья Ниммиррина. Слушать сетования Лассана на митляндцев он не собирался – так вполне можно до утра простоять у порога. В лучших традициях сказочных рыцарей и всяких там герольдов рон Эанэ поднял коня на дыбы и затрубил в рог. Вопить о своём прибытии и его цели он, конечно, не стал, так как это был бы уже перебор, но на гарцующем коне слегка покрасовался, не то чтобы сильно, но всё-таки надеясь, что за ним наблюдает хотя бы одна пара прекрасных женских глаз.
Мост скоренько опустили – яшметская стража явно не спала на дежурстве, а несла службу исправно, по крайней мере на дорогу поглядывала. Друзья въехали в городок. Лассан витиевато и многословно поприветствовал «доблестных воинов, удостоившихся великой чести встречать благородного, отважного и долгожданного гостя». Стражники пофыркали в бороды, но подношение в виде бутыли крепкой ястриннской малгарры приняли с обещанием выпить за здоровье рона Эанэ сразу же, как их сменят на посту.
Улицы, мощённые всё тем же эстэффом, не были даже запорошены снегом – тёплый камень растапливал его тут же, и подковы коней звонко цокали в вечерней тиши. Ранней весной солнце ещё не вошло в полную силу, не отвоевало небо у Яры-луны, а потому темнело довольно рано, особенно здесь, на севере. Во многих домах уже зажгли свечи и масляные светцы – слюдяные окошки замерцали в сумерках, напоминая о домашнем тепле и сытном ужине. Людей на улицах было немного, только дети носились ватагами, играя в какие-то свои игры: не то в разбойников, не то в табун лошадей. На немощённом, а оттого заснеженном пустыре доживала свой век скособоченная снего-баба с жестяным ведром на голове и кривым сучком вместо носа. Двоё мальчишек, впряжённые в скрипящую на все лады тележку мчали с горы замотанную в шаль девочку, звонко хохочущую на ухабах и особо крутых поворотах. В двух шагах от Ниммиррина один из двуногих «коней» резко затормозил, засмотревшись на черногривого красавца и тележка перевернулась.
- О-па, - сказал, ухмыляясь, Лассан.
Девочка в рваной шали отвесила нерасторопной «лошадке» тумака и, отбросив с лица спутанную чёлку, посмотрела на Ярренвейна. Пристально – будто оценивая. Потом фыркнула и с диким воплем пустилась догонять сбежавших приятелей. Ярренвейн же смотрел ей вслед несоизмеримо дольше. Девочка была та же. И глаза у неё и вправду были зелёные, словно припорошенные серебром.
- Неужели и вправду каннка? – пробормотал Ярмэйн.
Лассан пожал плечами. Догони и спроси, раз так интересно – молчал он. Вслух говорить такое было опасно – вдруг взбалмошный приятель предпочтёт ответ на глупый вопрос ожидавшему их в замке Канна Эстэвэна ужину? Что тогда?
На крыльцо ближайшего дома вышла высокая статная женщина и долго звала какого-то Карьку домой вечерять.
***
Эстэвэн Эммет-а-Нэриаренна встретил их на пороге – на широкой лестнице, предварявшей вход за ажурную, но прочную решётку внешней замковой ограды. Как прослышал об их появлении – непонятно, но радушия Яшметского хозяина хватило бы на десятерых, причём он искренне и от всей души не делал разницы между приглашённым им самим роном-соседом и незваным сыном ястриннского книжника. Впрочем, сын книжника тоже и не думал чиниться.
Эстэвэн был большой, шумный, занимавший много места хоть в маленьком помещении, хоть на просторе холмов Нэриаэаренны. Больше всего он напоминал Ярренвейну уренруни – солнечного медведя, иногда ещё встречавшегося в лесах Тир Кеорэна. Во владетеле Яшмета чувствовалась та же жаркая мощь и то же добродушие, свойственное самому сильному зверю в лесу. Таким не нужно было суетиться, что-то кому-то доказывать, пытаться прыгнуть выше головы – они и так сознавали и свою силу и её пределы. Такие не обидят слабого – скорее уйдут с дороги, чтобы не зашибить ненароком. Канн Эмметский наверняка давно мог бы подчинить и долго пустовавший без хозяина Ястринэнн и управляемую неверной рукой последнего рона Книценска Гонрову. Мог – но не делал этого, помогая соседям совершенно бескорыстно. Он был правителем Земли Холмов и совершенно не нуждался в чём бы то ни было ещё.
Ярренвейн полюбил шумного великана с первой встречи и теперь с радостью принял дружеские (хоть и несколько чересчур сильные) объятия. Лассан, испытавший железную хватку пудовых лап Эстэвэна впервые, потом ещё неделю пытался жаловаться на сломанные рёбра и сплюснутые внутренности. Впрочем, оба этих увечья совершенно не мешали ему есть за двоих, а болтать и увиваться вокруг девиц - за целую дюжину.
Оставив лошадей на попечение мальчика-конюшего, друзья вошли в древнее гнездовье эмметских владетелей.
За внешней оградой красовался сад, нынче голый и пустой, но украшенный чуть подтаявшими ледяными фигурами.
- Видали, - кивнул, посмеиваясь Эстэвэн. – Это дочь моя балуется, Ронья. Старшая.
Статуи, даром что подтаявшие, были хороши – эмметская каннка обладала явными задатками большого мастера. Правда, сюжеты она выбирала на придирчивый взгляд путешественника-Ярренвейна больно уж скучные: цветы, жующая их коза, плетущая из них венок дева, косящий их мужик в безрукавке…
- Каннка Ронья большая искусница, - присвистнул Лассан. – Только я больше наслышан о других её достоинствах…
Канн Эстэвэн пожал плечами.
- О долгой косе и прекрасных очах? – спросил насмешливо. – Так глаза и у коз бывают до того хороши, хоть на холсте их изображай. Только зачем тебе в жёнах коза?
Лассан старательно побледнел и сделал отвращающий зло знак.
- Упаси, Яал! Не надо мне ни козы, ни жены!
… За второй стеной был мощённый брусчаткой пополам с каменными плитами двор, хозяйственные постройки и дома тех из челядинцев, кто пожелал жить обособленно. Здесь тоже бегали дети, сопровождаемые звонко лающими лохматыми псинами неопределённой породы, пахло сеном и живым огнём домашнего очага. Лассан, правда, потом уверял, что навозом тоже слега приванивало, но тут же божился, что это только придавало уюта приглянувшемуся величайшему рону аромату. Уличить приятеля во лжи было нельзя – хозяйственные постройки включали в себя и хлева с конюшнями тоже.