Страница 35 из 83
Девочка вздрогнула. Гэлл, поддавшись необъяснимому порыву, подхватил, прижал на мгновенье к груди; она запрокинула голову, расхохоталась, потом - вырвалась, закружилась в пелене дождя, быстро, весело, спускаясь по склону всё дальше от замершего уроса, кричала что-то… Гэллу больше совершенно не было страшно: она сияла, светилась изнутри, и от каждого её движения веяла тем же жаром, что от пламени костра. И вопросы – те, что вертелись у него на языке все эти дни – будто испарились, истаяли в миг; потому что теперь он знал даже чуть больше ответов, чем ему на самом деле требовалось; потому что даже явное сходство с Атали больше не сбивало его с толку. Это узкое, огненно-нечёткое лицо, этот смотрящий насквозь взгляд не распознать было невозможно… Но она-то, она! – ей никто не удосужился ничего объяснить, она жила столько лет, не догадываясь почему с ней – именно так. Гэлл снова и снова перебирал в уме всё то, что она успела ему наговорить: тяжкие, пугающие сны, страстные мечты, одиночество – я хочу быть травой, дождём, порывом ветра – я была бы счастливее…
Дождь всё шёл. Хлёсткие его струи ударяли в лицо почти болезненно. Гэлл протянул к небу шершавую ладонь. Яска, прекратив свою нелепую пляску, медленно возвращалась к нему, с вызовом расправив острые плечи – и чем туманнее и призрачнее становились её лицо и тело, тем ярче разгорались спутанные, разметавшиеся косы, медно-красным пламенем охватывая тоненькую фигурку с головы до пят…
***
В комнату травника Гэлл не вошёл, а ворвался: хлопнул тяжёлой дверью, швырнул на тюфяк свой узел. Старик грел руки у очага, словно не замечая своего загостившегося ночлежника. Поленья трещали, пахло свежезаваренным травяным чаем, в окно стучали капли дождя, зарядившего, очевидно, на всю ночь. Гэлл размашистым шагом прошёлся из угла в угол; сел на тюфяк; потом встал, подошёл к окну, упёрся лбом в холодную слюдяную пластину.
- Вот что, старик, - сказал хмуро. – За приют я тебе благодарен, но… Пришло время всё прояснить. Или ты мне говоришь всё сейчас, или…
- Я дерусь лучше, - невозмутимо отозвался травник, - а поэтому, даже если терпелка лопнула окончательно, решать, что с этим теперь делать, буду я. Я был одним из первых сынов Горрэнайны, присягнувших Осгорну из Осгана и бился с ним рука об руку ещё, когда ты…
Урос обернулся, криво усмехаясь.
- Старик, это время прошло! Сказки про Волчьего Осса не интересны даже безусым юнцам, а я давно вышел из их лет! Твоё время заканчивается, утекает песком из трухлявого, как пенёк тела… А эта рыжая живёт и будет жить, когда и твои и мои бренные кости поглотит земля, и я не хочу, чтобы она жила – так!
- Э, - травник сверкнул поистине кеорийскими глазами: чёрными и пронзительными, - ты, парень, похоже слишком долго пробыл с моей Яской. Она и не такого, как ты, заморочить может – только волю дай. Ты всему не верь.
- Хозяин! – урос покачал головой. – За дурачка меня держишь? Ты, конечно, на свете пожил поболе моего, но не говори, что больше и узнал, ни к чему это нынче.
- Вот как? – презрительно фыркнул Мэор. – И что ж ты такого вызнал?
- Её узнал, - твёрдо сказал Гэлл. – Пусть и не сразу.
Дед подошёл ближе. Пустил белое и пухлое колечко дыма гостю прямо в лицо.
- Ты хорошо понимаешь, что сейчас сказал?
- Да.
Некоторое время молчали оба. Потом Мэор отложил трубку на стол.
- Ей не сказал?
- Нет, - отчего-то полушёпотом пробормотал урос. – Она ещё не готова это слышать.
- Слава Гаэру… - старик воздел глаза к потолку. – Хоть какое-то соображение ещё осталось у этих бродяг!
- Старик! – нахмурился Гэлл. – Я, конечно, не буду с тобой драться, но – ты забываешься.
- Нет. Я просто вас слишком хорошо знаю, зеленоглазые пройдохи: дорога – мать, дорога – сестра, жена и любовница, так?
- Да. И жизнь.
- Не смотри волком, меня этим всё равно не проймёшь. Всё это ваши дела, верьте, во что хотите, живите, как пожелается. Но Яску мою не тронь, её время пока не пришло, - старик предостерегающе положил руку на плечо Гэлла. – Понял?
- Я угадал про неё?
- Да.
- Она не твоя собственность. Ты и сам не знаешь, с чем связываешься, - тихо проворил урос. – Она не твоя. Отдай её, отпусти. Мы уйдём далеко отсюда, я обещаю.
Травник откровенно расхохотался.
- Урос, ты что – решил спасти мир?
- Она опасна. Здесь, в том месте, где родилась - особенно.
- Я знаю.
- И что же? Что ты сделал? Как она росла? Чему её обучали? Ничему? Почему её никто ничего не сказал – до сих пор? Да, ты скажешь, что она ещё ребёнок, но разве ты не видишь, что то, что в ней скрыто, взрослеет быстрее её самой?
- Вот как заговорил, - старик зло сощурился. – А ведь видел её – без году неделя!
- Увидел достаточно. Отдай Яску, кеор. Отпусти – она же сама этого хочет!
- Нет, - гордо вскинул голову выходец кеорийских гор. – Она – моя. Пока. Она – дочь Яшмета, и этим всё сказано. Её место в Земле Холмов – к добру ли, к худу ли. Но я думаю, что она не причинит никому зла, она добрая девочка. Её и в самом деле следовало бы лучше учить, потому что она – буря, огненный ураган… Ты не подходишь. Я подожду кого-то другого. Ты и в самом деле полагаешь, что сумеешь её удержать? Ты даже понять её не сумеешь никогда! Она живёт в каком-то своём мире, где иные законы! Ты не сможешь, я не смогу, и даже Княгиня – играть по её правилам. Но она никому не сделала и не сделает зла. Здесь, в Яшмете.
- Очень хорошо, - Гэлл сел, уронил лохматую голову на руки: чего уж хорошо-то? Просто замечательно! – Вы здесь, в Яшмете, тишком растите дракона, способного испепелить весь Уумар в мгновение ока, и никто об это не знает? И никто не может удержать, предотвратить… Очень хорошо.