Страница 20 из 83
Его прошлое было картинами: не одной, а целой галереей удивительных и обыденных сцен, связанных, на первый взгляд, одной лишь чертой – яркостью, перенасыщенностью красок, не пестротой их, а глубиной цвета, создававшей ощущение приукрашенной правды, а точнее – сказки или сна. Эта особенность была, есть, будет с ним до конца – в нём самом и в тех, кому доводилось когда-либо находиться с ним рядом, всего было, есть, будет слишком, чрезмерно.
Каждая встреча – яркий осколок стекла, ослепительно сверкающий под солнечными лучами; драгоценный камень, диковинный цветок с неповторимым ароматом; а ему только и оставалось – собирать их в сокровищницу души.
Его прошлое было ядом, горьким и сладким напитком памяти, терпким вином, выпить которое до капли не дано никому, потому что в каждом глотке – бездна; было - мёдом и хмелем, рассветной росой на горьких стеблях целебных трав, родниковой водой в каменной чаше под ледяным водопадом, молоком лунных коз, пасущихся на лугах Познания .
Он был не виноват. Он никого не просил об этом.
Так получилось.
Глоток первый. Солёный.
… хрупкая женщина с волосами цвета талого льда и лицом бледным, полупрозрачным кутается в тяжёлый, громоздкий плащ; она мёрзнет, она почти всегда мёрзнет на кеорийском ветру, непредназначенная выжить в этом суровом мире, в котором родилась. Её лицо похоже на старинные фрески в Доме Хранителя, особенно сейчас, когда свет из окна обрамляет склонённую голову будто бы ореолом. Её руки терзают полосатый шарф, один конец которого змеёй свернулся у ног, а второй порывисто прижимает к груди собеседник.
Собеседник высок ростом и порывист в движениях; его одежды – покрытые пылью, грязью, а местами чем-то бурым – носят цвета пламени, и сам он больше всего похож на костёр в честь Яриний на исходе весны. Он говорит тихо и спокойно, но чувствуется, каких усилий стоит ему эта сдержанность.
- Ярнэа, вам нужно подумать о себе, - повторяет он. – Ваш сын ещё мал, но он – рон Эанэ и будущий экан Йэта Кехха, глава одного из древнейших нортийских родов.
- Древнейшего, Хранитель. Правители Мирхэата последние, кто ещё остался, - печально отвечает она. – Мой отец при случае может предоставить тому любые доказательства.
- Пусть так, - кивает он. – Даже больше: если так, то ответственность за этого мальчика слишком велика, чтобы взваливать её на ваши плечи.
Она отнимает у него шарф и отворачивается к распахнутому окну.
- Я и не думаю справиться сама. Я просто не умею. К тому же, - на мгновение голос её прерывается, - у меня будут ещё заботы. У черусков, Хранитель, есть обычай: перед смертью обязательно подарить прощальный подарок тому, кто окажется рядом, - самое дорогое, что у тебя найдётся. Редко кому удаётся следовать такому обычаю, конечно, - смерть мало кого предупреждает о своём приходе. Моему мужу это удалось. У меня будет ребёнок. Ещё один наследник. Поэтому я вернусь в Крыло Дней. К отцу.
- Ярнэа! – всё-таки не выдерживает он. – Амарэанни, послушайте! Я глубоко уважаю ярна Морэллинна, он мудрый и прозорливый человек. Но в наставники юному Эро он не подходит… Ему попросту слишком много лет, он – древний старик, не поспевающий за меняющимся миром.. Мальчику нужны учителя и примеры перед глазами. Другие примеры.
Она качает головой. Ветер, прорываясь в комнату, играет выбившейся из причёски прядкой.
- Мои дети будут расти в Мирхэате, Хранитель. Они будут нортийцами. Нас и так смехотворно мало осталось в твоей разрастающейся державе. Мой сын подрастёт, сделает лодку из серебряного дерева тилори и маленькую арфу со струнами из лучей Илирэнхи, чтобы играть для волн и звёзд, плавая по Жемчужному Заливу. Моя дочь будет вплетать в косы цветы жасмина и вышивать картины разноцветным жемчугом. Кто я такая, чтобы лишать их вот этой жизни? Кто вы такой?
Она говорит нараспев, слушая сама себя, любуясь собой, произносящей каждое слово. Хранитель долго смотрит на неё, молча, не двигаясь, потом встряхивает головой, неожиданно сделавшись похожим на большого лохматого пса, разворачивается на каблуках и быстро выходит из комнаты. Только на пороге он задерживается на мгновение, чтобы тихо произнести – еле различимым шёпотом:
- Кто Я? Я – Кеорэн, разумеется…
Она его не слышит.
Любимой забавой детей Приграничья, тех, что живут в селищах на границе Осгана и Алайны, испокон веку было сплавляться по извилистым горным речушкам, мелким, но быстрым. Ребята постарше мастерили легонькие плоты, вытаскивали их на середину, туда, где вода достигала хотя бы пояса, и с хохотом катились вниз до первого поворота. Малышня барахталась у берега, скользила по гладким камнях на собственных попах и животах…
Чернявый мальчишка стоит на плоском замшелом камне, торчащем из воды будто остров. Ему – четыре года. Его зовут Ярмэйн Хэсэллаир Яренвейн рон Эанэ. Собственно для него это сочетание звуков ничего пока не значит – он понятия не имеет, что вместе с именем уже успел унаследовать все противоречия жизни в Кеории, что его отец, бродяга-аэниец, лихим ветром занесённый в страну Астариэнна, последний потомок древнего северного рода ронов и правителей и просто отчаянный рубака Дир Хэсэлла Ярренвейн, и мать, тонкая хрупкая дочь Мирхэатской долины, - представители двух столкнувшихся в Кеорэне не миров, но мировосприятий; что, став женой Хэсэллы, Ярамэан Ясный Свет рассорилась с отцом, суровым предводителем одного из двух, населяющих Страну Ветров народов, нортийским эканом и ярном Нэррэйэхом Моррэлином и теперь не так-то просто ей пойти к нему на поклон… Он многого не знает пока, сероглазый мальчишка, называющий себя «Эро», с раскатистым, звучным «р-р» в середине, звучащим особенно радостно от того, что не так уж давно у него это впервые получилось. Впрочем, незнание не освобождает. Ни от чего.