Афферентация

– Я ничего не понимаю.

Предшествующая сосредоточенность нравилась ей самой больше, чем этот плачущий тон, но Катарина ничего не могла с собой поделать.

– Геометрия, блять! – рявкнул Паршин так, что она чуть не подпрыгнула. – Много когда в природе горячий воздух кругами стоит на одном месте! – воспользовавшись стрессовой ситуацией, на майора напало косноязычие. – Вот и ищи что-то такое! Давай, они периодически включают какую-нибудь раму для тех, кого забыли на дельте.

Активный контур вспыхнул на тепловой карте крошечным белым солнцем в оранжево-красных завихрениях. При расстрелянном боезапасе окна правого створа дублировали левый. Катеньке почудилось, что она в храме Двуединого дома, в Кемерово, среди витражей Конца Мира, у самого алтаря. Она помотала головой, отгоняя видение.

– Это оно?

– Курс на эту штуку.

– Оно довольно низко…

– Естественно, это ж контур. Ему, что, в воздухе быть подвешенным?

Катарина перечеркнула растущее солнышко пальцем. Компьютер немного подумал, прежде чем выдать результаты замера. Ох, это плохо.

– Диаметр меньше десяти метров.

– Мы ж не пройдём!

– Ты по термической короне считала? – спросил Доминик.

– Что?

– Братиш гало имеет в виду, – подал голос аэлв.

– Не умничай, гнида ксеножопая! – рявкнул Ник. – Ну, размер по крайней границе белого пятна брала?

Перед Катенькой забрезжила надежда. Она перепроверила замеры.

– А. Ага. По крайней.

Аэлв печально присвистнул.

– Тогда точно не пройдём. Рама всегда меньше гало раза в полтора, – обречённо махнул рукой Доминик. – Сохраняем этот курс? – уточнил он у майора.

Вид у Паршина перестал быть решительным. Они не пройдут. Даже если предварительно погасить скорость, точно в центр пятна попасть не выйдет.

– Быстрее, иначе не сможем отвернуть.

Кондратий ожесточённо потёр лицо. Они не пройдут, не пройдут. Целиком так уж точно.

– Да, – сказал он и выпрямился в кресле. – Да, сохраняем, – повторил он, поправляя наушник и оглядываясь на два пустовавших кресла за триптихом. – Цветочек и Мор – быстро в кабину, – а он всё гадал, какого чёрта кабина «Неясыти» похожа на рейсовый автобус.

– Сейчас, только ещё одного прихлопнем, – отозвалась через треск помех княжна.

– Быстро, блять!

Весь корпус дрожал и, наверное, локально раскалялся от лазерного огня преследователей, почувствовавших виктимность и безответность, как акула – кровь, а гопник – ценное имущество. Чем ближе к земле, тем больше их вело, толкало и заваливало на левый бок – но тут сказывался приказывавший долго жить нестабильный локус.

– А мы уже тут! – объявила княжна, отчаянно хватаясь за спинку свободного кресла. – Болтанка какая, я к вам на четвереньках добиралась, – пожаловалась она. – Сейчас Цветочек подтащится. Чё, уже садимся?

Как плоский камешек по поверхости пруда, «Неясыть» чиркнула о землю первый раз. Подобно большинству обороняющихся животных, при угрозе немаленькие каппианцы стараются стать ещё больше. С точки зрения дремучего инстинкта и поспешных эмоций, этот удар очень даже тянул на угрозу. Княжне Морруэнэ, занятой тем, чтобы слегка дрожащими руками совладать с ремнями кресла, и в голову не пришло, что у кого-то могут быть проблемы с протискиванием через сужение барабана ракетоносителя из-за развернувшихся кожистых складок.

Белое солнце на триптихе разрослось, залив кабину болезненно-ярким светом.