Афферентация

Это состояние ни с чем невозможно было спутать. Кондратий и Печенье не рискнули проталкиваться мимо полчища матрон, бросивших от удивления точить свои десерты, и остались наблюдать в кипящем море толпы одной из боковых хорд. Внутренности содрогались инфразвуковым прибоем.

– Божечка Триединый.

Кондратию было видно чуть больше, чем ни черта, поэтому он прекратил смешно подпрыгивать, и время от времени пихал в бок Печенье (до бока он ему, по крайней мере, доставал), требуя разъяснений.

– Никого знакомого. Оттуда вывалилась одна особь типа меня и всё. Но это не тот парень из контрольной группы.

– Точно? Откуда тебе знать, они же все на одно лицо.

– Склероз на студентов только у тебя, – склонившись к Паршину, поведал арксилт-нари. – Что теперь будем делать?

Майор конспирации ради отвернулся от арены и уставился на ближайшую витрину: там бликовали и переливались в свете ламп кусочки перламутра. Приглядевшись поближе, Паршин с некоторым омерзением признал в них чешую дельтийцев.

– Поищем детишек? – предложил он, начав проталкиваться к периферии. – Понятия не имею, как и почему, но они где-то неподалёку, и, если не дурили, то они где-то неподалёку в живом состоянии.

– Ты хочешь сказать, что наши идиоты… то есть, эти идиоты просто отпустили их?

– Если они никому не угрожали, – пожал плечами Кондратий, уворачиваясь от группы крупных особей, которые спешили к центру арены и под ноги, по обыкновению своему, не смотрели. – Мы тоже раньше удивлялись, потом привыкли. Что ты хочешь – бабье царство. Жалость пополам с патологической жадностью. Им жалко всех, кого ещё можно потом перепродать втридорога.