Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 45



Илья с любопытством наблюдал за женой, которая, откусив большой кусок намазанного мёдом хлеба, запихала в рот жареный миндаль и с увлечением всё это жевала, прикрыв от удовольствия глаза. А она непростая штучка! – Хлеб с миндалём, мясо с абрикосами и без хлеба… Поймав его взгляд, Марина смущённо улыбнулась: «У нас другая кухня. Не совсем русская, то есть, совсем не русская, - запуталась Марина. – Но если хочешь, я тебе… кашу сварю. С ягодами, как ты любишь. И без масла!» - добила мужа злопамятная Марина. Илья только крякнул. А мама ничего не поняла…

 

«Под занавес» Илья выставил на стол баночку с прозрачно-жемчужными капсулами.

- Это что, жемчуга? Твой свадебный подарок? Довесок к медовому месяцу, - не удержалась Марина.

- Кущяй, дхар-ха-гхая, - с неподражаемым акцентом отозвался Илья. – Будышь сама как жемчужина…

В баночке оказался рыбий жир в капсулах. Марина смешно надула губы и обиженно буркнула: «Ну и не буду!». (И встретила осуждающий взгляд матери: «Слушай, что муж говорит!»).

- Будышь, дарагая, будышь. Никуда нэ дэнэшься…

Марина посмотрела на Илью и поняла: никуда не денешься! И каждый день покорно глотала по две капсулы, назло мужу запивая «лекарство» «Лыхны» (Илья на провокацию не поддавался и молчал, что называется, «в тряпочку»). И каждый день стол ломился от снеди: виноград – сладкий, как мёд деревенский творог – с рынка, в магазине такой не купишь вяленая твердокаменная бастурма янтарный латвийский пармезан, который в их доме ели без хлеба, положив сверху веточку мелиссы или сельдерея.

И Илья опять удивлялся – куда он попал? Живут в Москве, а едят… «У нас другая кухня, - терпеливо говорила мужу Марина. – Хочешь, я принесу хлеб? Тебе какого отрезать?» - «Нет, я пожалуй попробую, как ты» - отвечал Илья.

За месяц Марина поздоровела и окрепла. Каждый день она делала непростую гимнастику, которой её научил муж. Илья оказался большим выдумщиком: в дверном проёме он ухитрился поставить «шведскую стенку», которая легко разбиралась (перекладины вставлялись в специальные пазы). С потолка в прихожей свисали гимнастические кольца (длина их легко регулировалась), а на стене их с Мариной спальни висели на крюке гантели.

Илья «гонял» жену в хвост и в гриву – и Марина занималась с удовольствием: сорок минут утром, час вечером. И только улыбалась, когда подруги по институту с завистью говорили: «Ты тоненькая такая… А в буфете каждый день трескаешь – и пирожки, и булочки, и кексы… И куда всё это помещается?»

 

Марина очнулась от воспоминаний и длинно вздохнула. Тогда Илья любил её, и она всё время это знала, чувствовала – и была счастлива. А сейчас? Всё у них вроде бы хорошо, Илья её ни в чём не перечит, она делает что хочет. Захотела институт им. Мориса Тореза окончить – и окончила! Два года училась, Илья её ни слова не сказал (хотя был против – Марина знала). О дочке заботится, работает за двоих и ни на что не жалуется. Ну, что ещё? – Ночует всегда дома, по бабам не бегает… Марина невесело усмехнулась. Отчего же в сердце зубной непреходящей болью ноет тревога?

Илья о её сомнениях ничего не знал: Марина всегда встречала его с улыбкой и не задавала никаких вопросов. Дома Илья теперь только ел и спал. И увлечённо рассказывал Марине о том, как весело провёл воскресенье. Как переходили реку вброд. Как бежали три километра, чтобы успеть на последнюю электричку. Как набрели на болотце с клюквой и всей группой собирали ягоды, осторожно раздвигая пальцами мокрый пушистый мох, под которым пряталась клюква. «Извини, - Илья развёл руками, - не принёс. Её там немного было, всю слопали!»

А Марине так хотелось попробовать! О том, как ей хотелось – собирать, она даже не заикалась. Всё решал Илья. В их доме он был хозяином, а Марина – хорошей женой. И все выходные проводила с мамой и маленькой Анечкой, которую на выходные забирала домой.

Интернат, на котором настоял Илья и которого так страшилась Марина, оказался для Анечки полезным. Здесь детей учили – и к восемнадцати годам почти все осваивали школьную программу за четвёртый класс, умели читать и писать. И считать умели! К детям здесь относились с любовью и заботой, ласково называя «даунятами». Анечке в интернате нравилось, она никогда не плакала, когда Марина отвозила её обратно.

 

Выходило так, что Илья оказался прав: ребёнку было хорошо, интернат приносил очевидную пользу. Девочка уже читала по слогам (дома было много книжек с картинками). И Марина смирилась. Она уступала Илье во всём, он же становился всё требовательнее, придираясь к ней по пустякам. Всё и всегда было так, как хотел Илья. Марина терпела, пока однажды вечером не раздался телефонный звонок – и Марина сняла трубку. Звонкий девичий голос попросил позвать Илюшу.

- Илью? А Вы кто? – переспросила Марина, неприятно удивлённая такой фамильярностью.

- А Вы? – нагло парировала девица на другом конце провода.

- Я его жена, - спокойно ответила Марина. – Вы, вообще, в курсе, что Илья женат? Что у него семья, ребёнок…

- Я-то в курсе. Это ты не в курсе, подруга.

- Это Вы – мне? – опешила Марина.

- Тебе, кому же ещё! Сидишь у Ильи на шее со своей мамашей и дочкой-олигофренкой… Ещё и допросы устраиваешь по телефону. Давай сюда Илью, я же не тебе звоню!

- Да как ты смеешь… - начала Марина, но у неё из рук грубо выхватили телефонную трубку. – «Катенька? Здравствуй, котёнок!... Ну я же сказал… Мы же с тобой договорились… Давай не будем выяснять отношения по телефону, хорошо? В воскресенье увидимся».