Страница 55 из 57
«Да, умерла» – могла бы ответить Маринэ, если бы она могла говорить. С той ночи она замолчала навсегда, как Русалочка из грустной сказки Андерсена.
Роберта это не смущало, он не церемонился с женой, как не церемонился с ансамблем – муштровал, как солдат на плацу, но толку от этого было мало: профессиональная подготовка «артистов» оставляла желать лучшего. Так же мало было толку от жены, холодной и бесчувственной, как замороженная рыбина.
Роберт сменил тактику. У Маринэ появилась норковая шубка, которую она не надевала, упрямо ходила в стареньком пальто с изношенным ватином и вытертым воротником. Появились драгоценности, которые она не носила. Когда в дом приходили гости, Маринэ покорно позволяла Роберту продеть ей в уши серьги и надеть на шею тяжелое колье с великолепными крупными гранатами. Маринэ была великолепна, гости завидовали Кобалии, а он не завидовал сам себе. У него была Маринэ, было всё... Не было только детей.
Кобалия молил жену о детях, как молят бога о чуде. В ответ Маринэ поступала как бог – молчала и терпела. Кобалия, не смея её тронуть, «отрывался» на ансамбле, который он к тому времени «довёл до ума» - сменил состав на профессиональный и пошел в гору: гастроли по стране, гастроли в Испании, гастроли во Франции.
На репетициях Коба зверел, и танцоры прозвали его «недоделанным Робертом». Прозвище был двусмысленным, Кобалия злился, понимая, что без участия Маринэ здесь не обошлось. Так сказать, приложила руку… Пожеланиями артистов ансамбля Роберту Доментьевичу Кобалии была вымощена дорога в ад – с отмосткой, обочинами и дорожными указателями.
Маринэ он «гонял» наравне со всеми, хотя она не имела профессионального образования и ей приходилось тяжелее остальных. Когда все уходили домой, Роберт разрешал жене передохнуть и снова заставлял заниматься, пока она не падала с ног. Кобалия ждал чуда, но при таких физических нагрузках «чудо» не могло произойти по определению. У Маринэ прекратились месячные и началась депрессия, которую муж упорно не желал замечать и называл капризами. Так прошло четыре года.
Сыновья Золотой рыбки
Роберт наконец опомнился и ослабил хватку. Свозил жену в Италию и в Швейцарию, на озёра, а осень они провели в Греции, где Маринэ не вылезала из моря и с аппетитом ела свежую рыбу, запечённую на углях, и знаменитые греческие сувлаки. Она немного поправилась, лицо округлилось и стало ещё красивей, в глазах светилась жизнь. Через девять месяцев появился на свет Гиоргос, а ещё через год Тариэл. Кобалия предрекал Гиоргосу блестящую танцевальную карьеру, не спускал с рук маленького Тариэли и был невозможно, неприлично счастлив. Маринэ была равнодушна к детям, хотя заботилась о них.
«Не хочешь заниматься детьми, не надо» - сказал ей Кобалия. Нашел сыновьям няню (высшее филологическое образование, курсы психологии, английский в совершенстве) и через месяц после рождения Тариэла загнал Маринэ в репетиционный зал – восстанавливаться. Маринэ улыбнулась (впервые за пять лет) и «восстановилась».
Сыновей она не любила, но им хватало отцовской любви, да и няня попалась заботливая. В три года дети уже бойко тараторили на английском. Впрочем, с матерью они общались на грузинском. Когда Гиоргосу исполнилось пять, Кобалия уволил няню, с которой не нашел общего языка (Маринэ только усмехнулась, ей было всё равно, замороженной Золотой рыбке…) и дети пошли в баснословно дорогой детский сад (английский, бассейн, хореография, рисование и теннис, на выбор).
- Если уеду на гастроли, кто останется с твоими детьми? - сказала как-то мужу Маринэ. Роберта резануло это «с твоими», он ожидал услышать – «с нашими».
- Найду, с кем оставить. Гувернантку найму. Не твоя забота.
- Не моя? Хорошо. Я запомню, – улыбнулась Маринэ, и Роберт впервые в жизни не нашелся с ответом.
- Нет, я не то хотел сказать…
- Ты уже сказал! – отрезала Маринэ. И в июне улетела с ансамблем в Мексику. Кобалия остался с детьми, сам забирал их из садика, кормил ужином, купал и укладывал спать. Впрочем, сыновей он забирал только на выходные – Роберт Доментьевич оплатил пятидневное пребывание. Пятидневка устраивала всех троих – в элитном детском саду детям не приходилось скучать, а приходилось заниматься. Гиоргос с Тариэлом взахлёб рассказывали отцу, чему их научили, перебивая друг друга и безудержно хвастаясь…
Тьма
Всё это Кобалия вспоминал, приходя в себя и снова проваливаясь в беспамятство. И однажды почувствовал на своём лбу прохладную руку Маринэ. Он узнал бы её прикосновение из тысячи – такое дорогое, так и не ставшее родным прикосновение. Так и не ставшая родной – его Маринэ. Даже в больничную палату она явилась с этим бандитом, Отаром. С уголовником, спасшим его детей.
- Маринэ... Дети… Ты хотела их убить, я видел! За что мне это, за что?
- Отари, у него бред, надо позвать сестру.
- Не бред. Я видел.
- Гмэрто чэмо, мой бог, я просто отвернулась. Не видела, как они раскачались.
- Ты незаботливая мать, только бить умеешь. Я видел, как ты их била, а перед этим твой Отар.
- Они заслужили. Получили своё. Видишь, я о них забочусь. А ты заботишься обо мне. С первой ночи… Я помню. Я все ночи с тобой ненавижу.
- А уйти тебе некуда. Поэтому ты со мной.
- Не с тобой. Ты так и не понял?
- Я умру, Маринэ?
- Надеюсь.
- Отар, убери её с моих глаз! Отар… Мои дети...