Страница 42 из 57
На запах прибежала из гостиной мать и, схватившись руками за голову, ахнула: «Да что ж ты делаешь, дрянь ты эдакая, полы только постелили, сколько денег заплатили…» Мать с размаху залепила Маринэ пощечину, потом ещё одну…
Маринэ стояла с опущенными руками и молчала, вместо того чтобы просить прощения. Возмутившись таким поведением, Регина схватила её за волосы, Маринэ дёрнулась и выговорила сквозь стиснутые зубы: «Н-нне-нна-до!» Регина наконец увидела её ладони и повторила громким шепотом: «Ты… что сделала, дрянь такая? Волдыри же будут!»
Маринэ молчала, опустив голову.
«Да чёрт с ним, с линолеумом, ты на руки свои посмотри! Кто ж тебя надоумил… утюг ловить! И в кого ты такая, у нас в роду таких не было! Что застыла? Марш в ванную, руки под холодную воду, потом соды питьевой на ладони насыплем, и ничего не будет, и волдырей не будет, всё пройдёт… Мариночка, да как же ты…»
Маринэ молча кусала губы. Глаза у неё расширились от боли и смотрели сквозь Регину - с немым ужасом. Мать обхватила её за плечи, прижала к себе и запричитала по-бабьи: «Да что ж это такое делается, как же ты теперь на рояле играть будешь? Да будь он проклят, линолеум этот, если ты из-за него… Из-за него? Мариночка, деточка, что же ты наделала…» Маринэ молча вырвалась из материных рук и метнулась в ванную. И когда поняла, что не может отвернуть кран с вожделенной холодной водой, наконец заплакала, по-детски жалобно, но не смогла вытереть кулаками глаза: руки горели огнём, и о том, чтобы сжать их в кулаки, можно было не думать.
- Мама, я кран не могу отвернуть!! Ма-ааааа!!
- Mano kvaila mergina, koks skausmas…
- Nieko blogo, mamyte…
- Kaip gi tu…
- As toleruoti gerai, tu gi zinai
(Литовск.:
«Девочка моя глупая, как же тебе больно…»
«Ничего страшного, мамочка»
«Как же ты…»
«Я умею терпеть, ты же знаешь»)
Метод был идеально простым: терпя физическую или душевную боль, Маринэ подбирала трудные рифмы, считала по-французски от ста до одного, или выдумывала что-нибудь хорошее, которое никогда не сбудется, но она всё равно представляла, занимая голову «делом», чтобы не думать о боли. Это всегда помогало, поможет и сейчас. Маринэ стояла в ванной, слизывая со щек слёзы, и представляла, как они с Отаром приехали к бабушке Этери, впереди у них длинное лето, она наберется смелости и скажет ему, что не может без него жить. Не будет без него жить!
Маринэ думала о том, как она ему это скажет. Может, не говорить, может, Отар сам догадается? В голове крутились обрывки строк и складывались в стихи. Боль отступала, отходила на второй план, и на её обжигающем фоне вспыхивали строки, в которых сгорала её душа.
Ещё не кончилось лето, и ты – навсегда со мной.
Бегу я к тебе навстречу, как льдом обжигаясь росой.
Висит над горой солнце, не скоро оно зайдёт,
Не скоро моё счастье в безлунную ночь уйдёт.
Поют нам с тобой птицы о птичьей своей любви,
И сердце стучит близко, и губы близки твои…
В саду алычи брызги и деревце миндаля,
Зелёной хурмы клипсы в зелёной листве висят.
Хурмы не дождусь, знаю, её без меня съедят:
Каникулы словно лето – продлить ни на день нельзя.
Не стану я лить слёзы, я встречусь с тобой опять,
И мы – убежим в небо… Но жаль целый год мне ждать.
Со мною ты несерьёзен – ведь мне лишь пятнадцать лет,
А я… Я люблю тебя очень (ты знаешь об этом, нет?)
Люблю я тебя слушать, люблю на тебя смотреть,
И любят мои уши от взглядов твоих гореть…
Родителей нет строгих, в далёкой Москве они,
Но с девочкой-недотрогой ты вежливо временишь
И ждать обещаешь твёрдо, когда она подрастёт.
Ни взгляды мои, ни косы – ничто тебя не берёт!
Глаза опускаю скромно (невежливо – так смотреть).
Ты рук своих не нарочно не снял с моих голых плеч.
Ничем не обидишь – знаю. Мне только пятнадцать лет.
Девчонкой меня считаешь (а я себя – вовсе нет).
Смеешься и вытираешь со щёк моих жёлтый сок.
(Я мушмулу обожаю и ем её так – взахлёб).
Ещё не грохочет небо, в Абхазии нет войны,
Сухуми стоит древний – как гордость своей страны.
Ещё не свистят пули, снаряды не рвут тишину.
И счастьем, как мушмулою, я радостно захлебнусь…
В глазах твоих обещанье. В моих – лишь мольба и грусть
Не сбудется наше счастье.
Не сбудется.
Ну и пусть.