Страница 41 из 57
На учительском совете Ведьма потребовала исключить из школы всю группу в полном составе. Ей возразили: «Ведь не все же зачинщики!»
- Тогда Метревели и Темирова, этих двоих обязательно, - потребовала Вера Вячеславовна.
Другие педагоги осведомились, что же они сделали такого. И Вера Вячеславовна, запинаясь и путаясь в словах, рассказала – что они сделали. Реакция педагогов была непредвиденной: «Стало быть, вы детей оставили одних до конца урока? И вы считаете возможным так проводить занятия?»
-Так они же… Они же... - захлебнулась гневом незадачливая учительница. – Они музыку слушали, Ленинградскую симфонию... Вы бы видели Метревели, как она танцевала! Тогда не говорили бы так…
-А что, хорошо танцевала?
- Хорошо (Вера Вячеславовна была объективна). Но – на рояле. Не вижу ничего смешного, взрослые люди, а смеетесь как дети.
- Ой, насмешили, Верочка… Да рояль-то старый, и не «Грюндиг», нашенский, «Заря», и звук дубовый, тот ещё рояль… Музыкальные дрова. На нём только чечётку бить…
- Но они же над святым издевались!
- Ой, да ладно вам, Верочка… С каких пор берендеи стали святыми? Они язычники, это ещё до христианства было. Вы хоть историю читали, кроме музыкальной?
Этого Вера Вячеславовна вынести не смогла и выбежала из учительской с багровым от гнева лицом. Учительский совет долго хохотал, вытирая слёзы и качая головами. Кто-то процитировал Ильфа и Петрова: «Графиня изменившимся лицом бежала пруду».
На следующем занятии Вера Вячеславовна поставила зачинщиков перед классом и объявила им, что это была их последняя шалость, и пусть они скажут спасибо за то, что их оставили в школе, хотя стоял вопрос об исключении. Маринэ и Отару по правилам полагалось покраснеть и попросить прощения. Но они не соблюдали правил. Стояли как ни в чем не бывало и смотрели на класс. А класс смотрел на них – с восторгом.
Вера Вячеславовна увидела – этот восторг в глазах. И сказала со вздохом: «Садитесь». Маринэ состроила гримаску, пожала плечами (ох, этот её жест! Погибель чья-то растёт») и села на своё место. Отар невозмутимо опустился на стул и проговорил извинительным голосом: «Мы больше не будем, Вера Вячеславовна! А Маринка полироль из дома притащила и полчаса рояль оттирала, мы с ней вместе пораньше пришли и оттёрли, посмотрите – какой стал!»
Вера Вячеславовна против воли посмотрела на рояль – он сиял и сверкал, как новый. И улыбнулась: «Прощаю. Забыла. Продолжим урок…»
«Князь Игорь»
На «Князя Игоря» Маринэ пригласил Отар, и родители не возражали. Да и как они могли возражать, если опера входила в школьную программу, а билеты были в Большой театр (билеты правдами и неправдами раздобыла мать Отара и вручила сыну, со словами: «Пригласи свою Маринэ, все уши прожужжал о ней, вот и идите вдвоём»).
«Пойдёшь, конечно, пойдёшь, - было сказано Маринэ, - только оденься прилично, у тебя же есть платье с люрексом, будешь в нём сверкать, на князя никто и не взглянет, на тебя смотреть будут!». Пропустив слова отца мимо ушей, Маринэ перебрала свой гардероб и остановилась на брюках брусничного цвета (клёш от бедра) и белом пушистом свитере из козьего пуха (в нём Маринэ выглядит «как надо», пуховый свитер полнит).
В день спектакля у них было сольфеджио и музлитература, и они бы успели, но соврали Ведьме Вячеславовне, что не успеют приготовить уроки на завтра и...
Узнав, куда они собираются, Вера Вячеславовна пришла в восторг, сказала, что «Князь Игорь» в Большом заменит десять занятий по музлитературе, и отпустила обоих с урока. Отар с Маринэ обалдели, дружно поблагодарили Ведьму Вячеславовну и ушли «на свободу с чистой совестью».
Спектакль начинался в семь вечера, Отар с удовольствием пропустил тренировку, а Маринэ – без удовольствия – не пошла на фламенко, в чём откровенно призналась Отару: «Тебе хорошо, пропустил и ладно, а меня Роберт в воскресенье в спортзале до полусмерти загонит, потом танцевать заставит, а сам сядет и будет смотреть. Кабанюга! Он и так с меня не слезает, в воскресенье и подавно не слезет».
Отар посмотрел на Маринэ с интересом и… согнулся пополам в приступе неудержимого смеха. Отсмеявшись, взял её за плечи и сказал строгим голосом: «Маринэ. Если ещё раз такое услышу… Я не знаю, что с тобой сделаю!»
«А что я такого сказала?» - возмутилась Маринэ. – «Вот если ты даже не знаешь, что сказала, так ты лучше промолчи» - был «подробный» ответ.
Спектакль начинался в семь, встретиться договорились в пять – погуляют по московским улочкам-шкатулочкам и всласть наговорятся. За полчаса до выхода Маринэ пришло в голову выгладить брюки, которые слегка помялись, пока висели в шкафу.
«Мам, где у нас утюг, мне брюки погладить…» - «Да они глаженые. Что тебе неймётся? Если нечем заняться, зарядку сделай лишний раз, в коридоре кольца висят, ты к ним когда последний раз подходила?» - «Ну, мам!» - «Да на, возьми, только смотри, брюки не прожги, плакать ведь будешь…»
Мать как в воду глядела. Маринэ брызнула на утюг водой (шипит!), поднесла к брюкам, и тут – зазвонил телефон. «Отар!». Поставив утюг на подставку, Маринэ метнулась к телефону и наступила на шнур от утюга. Шнур натянулся, утюг свалился с подставки, Маринэ ахнула и… ловко подхватила его у самого пола, не думая о том, что делает.
Линолеум итальянский, настелили два месяца назад, от горячего расплавится. И – будет ей тогда «Князь Игорь»… Маринэ машинально подставила ладони и поймала утюг, но перехватить его за ручку и поставить на место не смогла: ладони нестерпимо обожгло, Маринэ охнула, утюг «долетел до цели», запахло чем-то гадким…