Страница 16 из 31
«Дорогой, Пит.
Я пишу тебе за тем, что нам нужно расстаться. Не пойми меня неправильно, с тобой были эти дни прекрасными, но я нашла того, кто по-настоящему понимает меня. За это время я многое поняла, осознала.
Я люблю тебя. Люблю, но как друга, возможно, брата.
Прости, если для тебя наши отношения были серьезнее, чем я об этом полагала. И прощай.
P.S. Я не хотела принести тебе боль, но и лгать больше тоже не могла».
Значит, Пит сильно любил ее.
Но любит ли до сих пор?
Он ни разу не упоминал о ней.
Не хотел затронуть мои чувства?
И я снова чувствую себя опустошенной. Ни ревности, ни чего-то подобного. Совершенно ни-че-го.
Должно быть мне стыдно, но и этого не происходит. Вступила на чужую территорию притом шарю по чужим вещам.
С потупленным взглядом разглядываю разбросанные рисунки и среди прочего хаоса, к удивлению, нахожу один единственный не похожий на другие портрет. На нем я.
Такой, как на этом листе бумаги, я себя ещё не видела: пушистые черные волосы, обрамляющие лицо, в серых глазах горит огонь, платье цвета кораллового рифа придает телу обтекаемую форму, плавные изгибы. Будто и вовсе не я.
Значит, в таком свете он меня представляет в своем воображение.
Выступивший на щеках ярких румянец не мог скрыть даже легкий свежий загар. Когда Пита и поблизости нет, он все равно умудряется засмущать меня.
«Почему ты так на меня действуешь, Мелларк?»
Смущенная с толикой нежности глупая улыбка расползается по лицу, а в мыслях прокручивается знакомый мне мотив песни:
She knows what I think about,
Она знает, о чём я думаю,
And what I think about,
А всё, о чём я думаю, это:
One love. Two mouths.
Одна любовь. Наши губы.
One love. One house.
Одна любовь. Один дом.
No shirt. No blouse.
Ни рубашки. Ни блузки.
Just us. You find out.
Только мы. Осознай это.
Nothing that we don't want to tell you about, no.
Нам нечего скрывать, нечего.
— Nothing that we don't want to tell you about, no, — певучий голос разрезает грань бесконечной тоски в бестактной тишине.
Вначале голос охрипший, ведь я давно не пела, но вскоре он обретает силу, крепчает. Распеваюсь, не замечая влагу под глазами — слеза стекает, оставляя мокрый след по щеке. Кусаю губы, не хватало еще сопли развести, одним разом смахиваю подступившие слезы.
Бесхарактерная.
При Гейле и одной то слезинки не было, а тут море слез от увиденного портрета.
С чего вдруг я стала такой мягкотелой?
Мне вдруг вспомнились его слова, когда проводили ночь при слабом свечение догоравших угольков у камина:
«За столько дней, кажется, я выучил каждую клетку твоего тела, твоей души. Стоит пальцем прочертить по налившейся груди, ты прерывисто вдыхаешь. Непосредственно бедрами движешься навстречу, если пальцами потру возбужденный бугорок клитора. А когда я внутри тебя, твоё тело бьется в экстазе. Такая ненасытная, такая требовательная. Одним слово — моя».
***
Отрываюсь от очередной телепередачи, которая идет только днем, из-за настырного звонка в дверь. Дабы удостовериться, что реально кто-то названивает, убавляю звук у телевизора. Нет, это не слуховая галлюцинация.
Пит?
Он обещал приехать только ночью.
Неизвестность вгоняет меня в ступор, а известность вообще запугивает.
Кто же это мог быть?
Волей неволей тащусь к двери, и в который раз проклинаю себя за неосторожность.
— Милая, а я скучал. А ты не скучала по папочке?
Его приход застал меня врасплох, загнал в угол, словно хищник запуганного зверька.
— Пошел к черту, — хочу хлопнуть дверью перед его носом.
— Фи как дерзко, ну ничего, я ещё научу тебя вежливости, — одной рукой он отталкивает меня внутрь, другой захлопывает за собой дверь. Он перегородил единственный выход.
Последний шаг всегда за мной.
— Пит!
— Не надо разыгрывать сценку. Я видел, как Мелларк уехал, меня не провести, — облизывает губы, попутно показывая хищный оскал.
Гейл продумал все до мельчайших деталей, на десять шагов вперед.
Он протягивает в мою сторону ладонь. Неужто думает я приму ее? Отпрыгиваю назад, пока спиной не чувствую холодную стену. Он надвигается на меня, и я срываюсь на бег; по левую руку находится лестница, ведущая на второй этаж.
Забегаю в маленькую комнатку.
— Кис-кис мы же не маленькие дети, чтобы в прятки играть. Выходи, дорогая, рано или поздно я найду тебя. Зависит от тебя, выбирай: или я тебя с силой разыщу, или ты добровольно выйдешь. Себе же во вред делаешь, думая, что скроешься от меня. Ты ведь прекрасно знаешь, убегать от меня бесполезно.
Дрожащей рукой беру сломанный стержень от карандаша и вывожу на клочке бумаги: