Страница 11 из 74
« - А на улице-то – совсем весна! – мечтательно протянул Фламмель. Он, как обычно, развалился после завтрака в любимом кресле-качалке у камина. Сегодня он распахнул в гостиной одно из окон, и свежие дуновения разгуливали по всей комнате.
Я сидела за столом и созерцала осадок кофейной гущи на дне своей чашки. Картинка что-то напоминала, но я никак не могла сосредоточиться, чтобы постичь её суть. Какая-то то ли сетка, то ли паутина… И аморфное пятно по центру, похожее на жирную муху… Муха в паутине, что ли? Чушь. Правду говорят, что все гадания – пустое суеверие…
- Да, весна, - ответила я механически.
- По-моему, прекрасное время, - заметил Фламмель. – Всё пробуждается к жизни. Воздух просто упоителен!... Кстати, ты совсем не бываешь на свежем воздухе. Почему бы тебе не прогуляться?
Я тяжело вздохнула, отставила так и не разгаданную чашку и честно рассказала колдуну о своих страхах. Стесняться мне было уже нечего: мои честь и достоинство и так давно пропали, изодранные в клочья позорным падением. (Кстати, каламбурчик: бывают, оказывается, не только падшие ангелы, но и падшие демоны. Надо бы записать для коллекции).
Фламмель сначала не понял:
- Ты опасаешься столкнуться с кем-то, кто знал покойницу? То есть, прости, конечно, ты же понимаешь, что я имею в виду прежнюю личность, занимавшую это тело. Ведь, по факту, она действительно покойница.
- Да нет же! Плевать я хотела на них. Как-нибудь бы отбрехалась… Нет. Я просто – боюсь. Как только я подхожу к дверям на улицу и берусь за ручку, чтобы открыть и выйти, во мне вырастает Страх. Такого со мной никогда раньше не было. Он меня буквально парализует! Я даже дышать перестаю!
- А чего же ты боишься?
- Не знаю… Когда я боюсь, то сама не понимаю – чего. Знаю только, что если возвращаюсь обратно вглубь дома, то страх исчезает, и всё становится нормально… Как думаешь, не обошлось без колдовства? Какое-то проклятие? Порча? Сглаз?
- Да какое там колдовство, - Фламмель нахмурился. – Обычное нервное расстройство. В острой фазе. Что же с тобой делать-то, а?
- Может, пристрелить? – мрачно пошутила я.
- Бесполезно, - серьёзно возразил он.
И тут меня осенило:
- Ну, конечно! Сжечь!
- Что сжечь?
- Меня! Только качественно. Чтобы вся плоть превратилась в пепел. Пепел – это ведь и есть «полное разложение», верно? И тогда у меня появится шанс освободиться. Только… Это, должно быть, поначалу очень больно. Значит… надо сначала - пристрелить, а потом – сжечь. Что скажешь?
- Да тьфу на тебя! – Фламмель в ужасе замахал руками и, кажется, чуть было не перекрестился.
Он не поленился выбраться из кресла и принялся расхаживать по комнате. Я уже знала, что так ему легче думается.
- А может, оно и не надо? – попробовала слабо вякнуть я. – Ну, посижу дома… тихонечко…
- Что - не надо?
- На улицу – не надо.
- Как это: не надо?! – возмутился Фламмель. – Очень даже надо! Обязательно надо! Именно туда.
- Я… тебе мешаю?
- Ты не понимаешь! – он резко остановился напротив меня.
- Я тебе мешаю, - горько констатировала я. – Я всем мешаю. От меня одни неприятности.
- Нет, ну как ты можешь… Да что ты такое городишь! – Фламмель входил в раж. – Ты посмотри на себя. Ты своё выражение лица давно видела?!
Я неопределённо пожала плечами. К горлу подступил комок. В носу предательски хлюпнуло.
- На дворе – середина апреля, - вещал Фламмель. – В природе вскипает жизнь. Солнце просто бешеное. Марс вступил в конъюнкцию с Венерой. Луна в тригоне к Юпитеру. А ты мозолишь мне глаза с таким лицом, будто присутствуешь на собственных похоронах!
- Так я ведь и есть… того… в некотором роде, покойница.
Фламмель внезапно подскочил и отвесил мне основательный шелбан в лоб. От неожиданности я ахнула.
- Покойница?! – рявкнул он.
Я вспомнила, что по весне у психически нездоровых людей, как правило, обостряются их заболевания. Вдруг показалось, что и у Фламмеля с головой не всё в порядке.
- Никола, я не стОю того, чтобы ты так волновался.
- Если бы я щёлкнул по голове покойника, ему было бы всё равно. Тебе было больно?
- Почти нет… Немножко… Немножко было.
- Значит, ты ещё немножко жива.
Мы оба замерли, уставившись друг на друга.
- А что же делать? – прошептала я.