Страница 10 из 74
…В общем, мои дни, в сравнении с ночами, протекали как-то спокойнее.
Сначала я пробовала читать. Фламмель оказался заядлым коллекционером самого разнообразного чтива. Памятуя о том, что книгопечатание в этом мире ещё не вошло в широкую практику (а возможно, даже и не изобретено), а каждая рукописная книга весьма недёшево стоит, уже по одному объёму библиотеки Фламмеля можно было счесть богачом. Имелись у него трактаты по медицине и анатомии, справочники по растениям и животным, руководства по некромантии, труды по фармации, астрологии и алхимии, своды законов с комментариями к ним, сборники легенд, стихов и волшебных сказок.
Пролистав пару атласов по анатомии (надо же знать, что теперь есть у меня внутри!), я переключилась на каталог лекарственных трав и закончила подборкой легенд из времён короля Артура.
На четвёртый или пятый день мне надоело письменное слово в любом виде. Меня буквально стало тошнить от книг. Когда я пожаловалась Фламмелю, он возразил, что книги здесь ни при чём. А тошнота есть симптом воспаления желудка, заработанного из-за совершенно неправильного питания.
- Ты ешь одну сухомятку, - сурово указал он. – А человеку нужен разнообразный полноценный рацион.
Действительно, с тех пор, как я у него поселилась, я так и ела, в основном, хлеб, сыр и колбасу.
Опомнившись, я устыдилась собственного невежества. Но библиотека Фламмеля сумела оказать мне неожиданную помощь. В ней отыскался великолепный трактат, именуемый: «Монастырская трапеза». На самом деле, это была добротная кулинарная книга, содержащая рецепты приготовления блюд как для поста, так и для разговения. Слово «разговение» вызывало у меня неоднозначные ассоциации… Но рецепты и впрямь были хороши.
И тогда, воспользовавшись моментом, когда Фламмель отлучился по своим делам, я сварила суп. Чтобы не тратить время и бумагу на восхваление своих достижений, ограничусь описанием реакции Николя на результат моих действий. Когда он вернулся, то долго с подозрением принюхивался – чем это непривычно пахнет в доме. Когда он отыскал на кухне в кастрюле источник аромата, то очень осторожно заглянул под крышку. И некоторое время вглядывался, пытаясь определить вошедшие в состав ингредиенты. Ещё через четверть часа он сосредоточенно доедал вторую (подряд) порцию. После чего сообщил, что соли не хватает, капусты слишком много, а лавровый лист необходимо вылавливать и убирать сразу после того, как блюдо снимают с огня.
Наверное, вся эта тирада должна была означать: «Спасибо, Натали. Ты молодец». По крайней мере, так я её для себя перевела.
С тех пор у меня появилось новое развлечение. Я выуживала из «Монастырской трапезы» более-менее реалистичные рецепты и воплощала их в жизнь, исходя из имеющегося на кухне арсенала. Трюфелей с артишоками подать к обеду, конечно, не получалось, но элементарно запечь курицу под сыром или сварить гречневую кашу с потрошками – пожалуйста.
От процессов готовки я как-то плавно переключилась на протирание пыли, мытьё полов и чистку ковров. И даже, обнаглев, навела относительный порядок на стеллаже в гостиной. Естественно, опять-таки в отсутствие хозяина.
Тупая монотонная физическая работа оказывала заметный успокоительный эффект.
Я докатилась до того, что перештопала Фламмелю несколько пар шерстяных носков. После чего он стал поглядывать на меня как-то косо.
Каждый из моих дней стал походить на предыдущий и последующий. До обеда я валялась в своей комнате, сосредоточенно перечитывая «Монастырскую трапезу» или пробегая вскользь, по диагонали, книгу волшебных сказок. Где-то в середине дня Фламмель обычно уходил, до вечера, и я шла на кухню творить очередное блюдо. После чего бралась за тряпку и бездумно бродила по дому, протирая выступы, края полок, поправляя косо стоящие книги, перемещая заморские диковины на каминной полке так, чтобы расстояния между ними стали совершенно одинаковыми.
Иногда в тигле внутри камина мне попадался на глаза золотой слиток… Но никто не пытался его украсть, и я успокоилась на этот счёт.
Все действия, совершаемые на протяжении периода бодрствования, были направлены как можно более полно на то, чтобы начисто отключить мозги. И это мне почти удавалось.
Вечером, когда возвращался Фламмель, я уходила в свою комнату. И подолгу лежала на кровати, глядя, как за окном сгущаются сумерки. Сумерки начинались всё позже. День заметно прибавил в длину.
Каждые сумерки тянули с собой новый приступ тоски, от которого я уже не могла отбиться. Тихие крупные слёзы выкатывались из глаз, - а если я пыталась их удержать, то из носа, - нарочито медленно проползали по коже лица и впитывались в подушку. Ох, уж эта мне человеческая физиология!...
А потом приходили сны…».