Страница 80 из 112
В шелковом мешочке оказались бусы. Красные стекляшки сразу замигали, как гирлянда на новогодней елке, поразив всех присутствующих необыкновенной красотой. Во мраке надвигающейся ранней в Зоне ночи мерцание вишневых огоньков выглядело волшебно.
— А это «бусы», только из дюжины артефактов «рубин». Командир, ну, ваще-е тебе повезло! — восторгался Бродяга, на лице которого играли кровавые отблески бус.
— Офиге-е-ть! — Никита и сам поразился находке, даже рот открыл. Такое восхищение последний раз было, когда он держал новорожденную дочку в руках, лет так цать назад, а до этого, когда отец привез из Москвы первую цивильную игрушку, сувенирную модельку «волги».
— «Бусы» из «рубинов» — это круто! Золото в платине. Водка в спирте. Гы-ы, — осклабился Бродяга, — лучшего подарка бабе не бывает. А еще и от кучи болячек, от сглаза, наговоров и черной магии. Фартовый ты, разведка. Ох, везунок!
— Сплюнь, командир, — отозвался Кэп.
Никита улыбнулся, но сплюнул три раза через левое плечо, упрятал артефакт-диковинку и открыл фляжку, принюхиваясь:
— Ну что, обмоем находку? По глотку разрешаю.
— Легко, командир.
Выпили по кругу, занюхивая рукавом, сталкер при этом крякнул, глянул на Доктора — «можно?» и, получив утвердительный кивок, с радостью булькнул из фляжки:
— За удачный хабар!
Из темноты леса мигнул фонарик и потух. Никита поднял народ, и все углубились в чащу. Эскимо, оказывается, нашел узкий проход в зарослях, выводящий на тропу.
Группа приостановилась возле скелетов под елью, мысленно отдала почести и двинула за Орком. Хоронить не решились, причин было две: судя по истлевшей одежке и ржавому бронежилету труп принадлежал бойцу «Анархии» плюс смешавшиеся кости человека и зверя в темноте не позволили бы провернуть погребальные мероприятия. Не сталкер, не солдатик — и ладно!
Отряд нагнал Эскимо, который сидел на корточках перед капканом на крупного зверя.
— Егеря проделки, — сделал вывод Бродяга, — охотится на кабанов да волков. Обходим и топаем дальше, а то вот-вот Чащоба станет живой.
Никого и не нужно было подгонять — люди сами, чуя опасность, усталость от постоянного напряжения и страх, торопились вперед.
Миновав три аномалии, один артефакт «филейка», который Эскимо подобрал себе, а также пару ловушек — яму с кольями и самострел, группа вышла из чащобы на полянку.
Табличка на столбике с кривыми каракулями: «Милости прошу к моему шалашу, если ты не враг и не мудак» по заключению Бродяги была написана самим Егерем. На том конце поляны, уже окунувшейся в сумерки, виднелись очертания и самого «жилища-шалаша». Юморист, написавший на столбе приветствие, жил в обыкновенном вагончике «Кедр», возвышающемся на трехметровых бетонных сваях. Приставная лестница от земли к двери наверх находилась на месте, хотя в окошке с решеткой и жалюзи мигал огонек свечи. Под вагоном между свай томилась аномалия «пузырь», лучше всякой собаки и капкана охраняющая хозяйство. Такая ватообразная безобидная субстанция, почти невидимая в тени. Безобидная? Да, для свай и поленницы дров, для толстенной сосны, росшей впритык к хижине Егеря и кроной утопающей в сером небе. Но не для живых существ! Любая земная тварь, попавшая в «пузырь», проваливалась в него и исчезала, чтобы вылететь где-нибудь далеко за лесом, из другого такого же аномального поля.
Кроме того, вокруг свай, образуя овал площадью квадратов в пятьдесят, на протянутой по столбикам «егозе» плотной стенкой висели «волосы», будто специально выращенные или повешенные здесь.
На подходе к вагончику сбоку от его двери открылась жезлонка, и высунулась двустволка двенадцатого калибра, красноречиво намекающая на «теплый прием».
— Кто пожаловал ко мне? Кому, ешкин кот, не спится ночами? — раздался хриплый пожилой голос.
— Егерь, принимай гостей, ядрена вошь! Мы не враги и не мудаки. Свои идут, — крикнул с носилок сталкер.
— Свои в это время по барам пьют. А вояки мне «своими» никогда не были, ешкин кот! Даже тушенки палевной ящик подсунули, — громко ответил хозяин убежища.
Где-то в чаще завыл зверь, причем, совсем недалеко. Эхо его воя, казалось, пробралось в штаны бойцов, щекоча все, что в них имелось.
— Не вояки это, — чуть не заорал Никита, взяв смелость переговоров на себя, — сталкеры Бродяга и Эскимо, Доктор, двое вольных и два разведчика. С миром мы и на постой, добрый человек! Пусти перекантоваться, утром уйдем, заплатим хорошо, не обидим. Подарок для Егеря имеется.
Даже в темноте он заметил, как товарищи с недоумением уставились на него.
— Бродягу знаю, — отозвался голос из вагончика, но ствол с двумя отверстиями исчез, — Эскимо? Не слышал про такого. Дохтор? Они злыми не бывают. Покатит. Вольные? Ну, потянут с натягом. Гляну на этих вольных. А вот разведчики… вижу, ешкин кот, что вояки, нехрен мне «доширак» на уши вешать. На военсталов смахивают. Не-е, их не пущу! Остальных милости просим.
Бродяга хихикнул, искоса взглянув на опешившего разведчика. Да и Орк тоже впал в ступор, зевая, как рыба на берегу.
— Не по-о-нял! Эй, мужик, ты щас прикололся что-ли?
— Егерь, эй, старпер ты шелудивый, мимикрим тебе в отсос! — вдруг крикнул Бродяга, перестав улыбаться, как только снова завыли волки. — Давай отворяй уже хибару свою. А то нам ща серые устроят тут танцы вприпрыжку. Мужики меня раненого держать устали. Эй, дед, впускай, ептеть!