Страница 81 из 112
Непрошеных гостей не нужно было приглашать дважды — они торопливо дернули наверх, маневрируя между самодельными «ежами» и острыми кольями с колючей проволокой.
Закрывая за ними дверь, хозяин громко ругнулся в темноту, замигавшую несколькими парами желтых горящих глаз, и добавил в конце:
— Пшли отседова, собаки вшивые! Ну, пшли-и.
Захлопнув массивную дверь, задвинув пару засовов, он повернулся к незнакомцам, прибавил масла в лампе у входа и позволил обеим сторонам разглядеть друг друга. И если видом прибывших людей хозяин лачуги не впечатлился, окинув их скоротечным оценивающим взором, то те, в свою очередь, озадаченно изучали его внешность.
Это был старик по облику и одежде, но вполне моложавый мужчина по глазам, зубам, движениям и… по коже. Да-да, по коже. Складывалось такое ощущение, что он не только мажется утром и вечером лучшими кремами и лосьонами, но и посещает какой-нибудь салон «Нежный призрак» где-то за седьмой сосной Чащобы. Ровная, розовая, молодая кожа рук, шеи, лица не имела ни одной морщинки, пигментного пятна и изъяна, ни сухости, ни прыщика. А прокуренный голос деда, борода, усы и седые космы под ушанкой, грязные ногти, желтые от папирос, кушак с солдатским ремнем, валенки и двустволка с обшарпанным прикладом в изоленте — все выдавало в нем пожилого неухоженного одиночку, этакого деда Мазая.
Убранство жилища добавляло мнение о затворническом образе жизни старика, о простом и скудном его существовании в этом диком и опасном месте. Скрипучая койка в дальнем углу, печка-буржуйка, откидной столик как в жэдэ вагонах, бочка на кирпичах с дверцей, покрытая инеем, и грязный умывальник. Под койкой сундук, полки на стенах вагона, два окошка со старыми жалюзи-шторками. Горящая свеча на бочке у окна, у входа висящая на штыре масляная лампа. Засаленный матрас на полу, устланном вязанными камышовыми циновками.
— Ну что, незваные мои татары, кидайте кости свои, будем знакомиться, чай гонять да Морфея ловить до утра, — сказал старик, застыв на пороге.
— Спасибо тебе, дедушка! Только ружбайку опусти, а то как-то подташнивает от ее вида, — поправил Никита, держа ладонь на рукоятке ПСМ в специальной кобуре на пояснице.
— О, точно заметил, внучок, — хозяин опустил ствол, повесил ружье на гвоздь в стене и зашаркал мимо гостей в тот конец вагона, — только я такой же дедушка, как ты бабушка. Ясно, пацан?
Бродяга заржал, Кэп тоже усмехнулся. Последний кивнул чеченцу, и они опустили на пол носилки со сталкером.
— Ну, чего стойки напряжные сделали? Расслабьтесь уже. И располагайтесь, до утра уж как-нибудь разместимся, — бросил через плечо старик, — или у вас там еще взвод топчется за поляной? Так их там щас живенько приберут серые, пернуть не успеют, ешкин кот.
— Мда-а, юморист ты, хозяин! Но спасибо, что впустил, пожалел нас, — произнес Никита и жестом показал товарищам команду «вольно».
— Да ладно ты, разведка, завязывай благодарить, еще не за что пока, — отозвался из темного угла хозяин, копошась в ящике у кровати, — да и не жалел я еще вас. Так, скучно тут одному, потрещим пару часов да пойдете, куда путь держали. В Лунинск поди и в Туманск.
Все буквально встрепенулись, застряв на полусогнутых. Майор глянул на старика, потом на Бродягу, снова на хозяина:
— Ты серьезно сейчас, старик?
— Ты про что? Про два часа и дальше? Не-е, пошутил, — дед захохотал, кашлянул и закряхтел, бренча посудой.
— Шутник. Я про Лунинск и Туманск.
— А-а, это!? Так уж вся Зона знает про улицу Войнича, тринадцать, и все, кому не лень и жить не хотца, прут щас туда. «Бастионушка» же зря не напишет письмецо счастья, гы-ы!
Старик опять закудахтал, осклабившись от собственных шуток.
— «Бастион»? Это написал и послал «Бастион»? — вслух удивился Никита, нахмурился и побледнел.
— Ну, а кто ж еще-то, милок?! Они одни здесь такие смелые, хитрожопые и всезнающие. Они одни только лезут не в свои дела. Ну, разве будет простой сталкер или бандюган рассылку всем делать дорогую и глупую? Нет, ешкин кот! И Регистратор такой херней не будет заниматься, даже накурившись спайсов. «Бастион» это, как пить дать, он! Да простит меня Черный Сталкер.
— Интересно девки пляшут! — Никита задумался, разглядывая силуэт старика во мраке вагона.
— Вот-вот, и я о том же, милок. Ну, а если ближе посмотреть, то и не глупо поступили эти отморозки. Закинули наживку, обождут поклевки. Сойдутся на этой Войнича, тринадцать толпы группировок, покоцают друг друга. Изделие не сломают, не уничтожат, а вот численность народа порядком сократят в этой мясорубке. Не зря город Пустым величают! Пусто там, как на кладбище сельском. Там место всем тленным мира сего…
— Стоп-стоп, старик, — прервал того Никита, — а…
— Егерем меня величать. Ты это, пока вытащи с холодильника закуску к чаю. Там крылышки фри, окорочков немного да маринад местный. За столом и побачим до Морфея.
— Ептеть, че-то я малость глюканул, дед… ой… Егерь, — зазаикался Никита, — какого Морфея? Какой холодильник? Ты все-таки думаешь, это «Бастион» хитрит?
— Водочкой не богат, но моей бормотухой на почках березовых да орешках хвойных и семечках полевых я вас попотчую, — словно не замечал замешательства старшего спецназовца Егерь, — на ночь вредно желудок набивать, но мы малость перекусим.
— Где холодильник? В упор не вижу, — отозвался самый голодный из всех Орк.