Страница 15 из 94
Допустим, я возьму тёплую одежду. Скорее всего, у тётушки Ирмы есть что-то наподобие тента. Она, бывало, уходила в бор за травами на несколько дней. Мне выдали пайку на месяц, а я съела только половину, так что ещё дней на четырнадцать мне должно хватить, а потом, возможно, у меня получится дойти куда-нибудь. Я решительно села, стараясь не обращать внимания на боль. Долго можно валяться и придаваться страданиям, но надо действовать, пока я не собралась ложиться и помирать.
Скрипя зубами, я направилась на кухню. Надо проверить все продукты, отобрать портящиеся и, по возможности, сделать так, чтобы они пролежали максимально долго, например, мясо надо засолить, а остатки яблок засушить, а если экономить продукты, можно продержаться много больше. После того как приготовление еды было закончено, я пошла обыскивать дом.
Залезая в каждый закоулок и просматривая каждую вещь, которая мне могла пригодиться, я нашла подобие палатки и спальный мешок. Конечно, в морозы это меня не сильно спасёт, но пока в них ночевать ещё можно. Нашлись и тёплые древнющие валенки, я видела их в музее, куда водили наш класс. Это была старинная обувь из войлока, которая не давала замёрзнуть. Как показала практика прошлой зимы, современные сапоги из супернового материала промерзали быстро, а оказаться в чаще с бронхитом и температурой мне совсем не хотелось. Нашлось несколько теплых свитеров Германа, связанных из неизвестной мне шерсти, возможно, тётушка Ирма вязала их сама, когда сын ещё учился в школе, судя по размеру. Также я перебрала свои вещи, выбрав тёплые.
Последняя комната, которую я взялась осматривать, оказалась рабочая комната знахарки. Там были развешаны мешочки с разными снадобьями, некоторые были подписаны, но большинство висело просто так. Видимо, супруг и его мама ведали, что для чего следует использовать. Взяв те, на которых была написана инструкция по применению, я пошла складывать свои вещи.
Уложив всё, я подошла к зеркалу и посмотрела на своё отражение. Лиловый синяк покрывал всю скулу, хорошо ещё глаз не заплыл. Придётся уходить, не попрощавшись с тётушкой. Это было очень грустно, но я понимала, что не смогу объяснить, откуда у меня появился этот фингал.
За окном спускались ранние, осенние сумерки, а я сидела на кровати, зажав руки между коленями, и прощалась со своей былой жизнью. Что бы ни было впереди, сюда я вернусь только с Германом. Потому что в другом случае эти люди не дадут мне жить.
Одевшись и закинув рюкзак на спину, я собралась уходить, когда мой взгляд упал на фотографию Луз, которую для меня сделал муж. Я аккуратно вытащила её из рамки и положила между страницами книг, отданных мне во время болезни. Как бы ни тяжела была поклажа, я не хотела бросать их здесь, туда же, чуть раньше, я положила записку Германа. Она была мне дорога, как единственное напоминание о нём. У меня были от него только книги и записка.
13
Ночь уже вступила в свои права, когда я покинула родной угол. Была надежда, что в непроглядной темноте, которая опустилась на наше село, меня не заметят. Хорошо, что изба упиралась забором в деревья. Я, выйдя из заднего ходу, сразу нырнула в спасительную черноту подлеска. Но радоваться мне пришлось недолго: через пять минут я поняла, что идти придётся наощупь. Я шла, вытянув руки в темноте, постоянно цепляясь ногами за ветки. Какие-то ночные птицы ухали, пугая меня своими голосами. То и дело мне мерещились вчерашние мужчины, от чего пробирал пот, а через секунду бросало в дрожь. Я знаю, что именно тогда у меня появились первые седые волосы.
Словами не передать, как меня обрадовали проблески зари. Наверное, я никогда в жизни так не радовалась восходу. Я начала различать очертания деревьев и могла видеть, куда наступаю. Когда солнце взошло, я вышла на большое расчищенное от деревьев место. Сначала мне показалось, что это старая лесозаготовка, но потом поняла - это развалины старой деревни. Многие жилища истлели, осыпавшись безобразной грудой деревяшек, но некоторые ещё держались. Я зачарованно шла по тропинке, которая в прошлом, видимо, была главной дорогой, но теперь стала почти непроходимой, покрытой высохшим бурьяном.
Первые развалины, которые можно было гордо назвать домом, разбудили в моей душе любопытство. Каков быт был у здешних жителей? И я решилась войти в сильно покосившуюся конструкцию.
В срубе были раскиданы по полу какие-то вещи, некоторые предметы мебели, носившие раньше гордое название «встроенные», были «с мясом» выдраны. Наклонившись, я подняла старого плюшевого зайца, его, видимо, забыли старые хозяева. Он рассыпался прямо у меня в руках. Здание было устроено не так, как хоромы в нашем поселении. С крыльца ты попадал в какое-то большое помещение без окон, потом шла прихожая, и только после - коридор с невысокими притолоками в комнаты, в кухне вместо плиты стояла печь. Я впервые увидела печь. Нам про неё рассказывали на уроках домоводства, но в селе давно стояли электрические плиты и бойлеры. Осмотрев один курень, мне захотелось заглянуть и в другие. Припрятав рюкзак в траве, под деревом, я пошла дальше по улице, заходя в каждый не осыпавшийся особняк. В одном я обнаружила книгу, валяющуюся в самом углу. Хотя многие её страницы затянула плесень, я не могла её оставить, и пришлось взять с собой. В другом я обнаружила плотный коврик из синтетической пенки, с которым время, на удивление, не сделало ничего. Его можно было бы постелить под спальный мешок, он тоже был приглашён в моё вынужденное путешествие. У одного из остатков коттеджа я обнаружила сохранившуюся пристройку и заглянула туда. Каково же было моё удивление, когда я увидела там разбросанные по полу красные железные детали. Они были сильно поедены ржой, но там, где краска всё же сохранилась, горела ярким пламенем. Замерев, я прижалась спиной к стене. Это было помещение, в котором Луз хранила свой мотоцикл. В том, что это были детали именного от него, я не сомневалась. Уж очень чётко и ярко врезалась мне в память однажды увиденная красивая машина. Сколько я так стояла, восторженно рассматривая валяющиеся железки, я не скажу. Из красочных мечтаний меня вырвал шорох, донёсшийся с улицы. Аккуратно выглянув, увидела луч фонаря, рыщущий в тёмных уголках вокруг разрушившейся постройки. Я снова нырнула в бывшее стойло железного коня, тихонько отойдя от дверей, и забилась в самый тёмный угол. Я понятия не имела, кто и что искал на улице, но чувство самосохранения говорило мне, что быть найденной сейчас не лучший вариант.