Торговец воздухом

Двумя неделями ранее.

Джеймс Бишоп ощущал напряженную атмосферу суеты, словно в здании, в котором он находился, собралась стая муравьев, небрежно перебиравшие ножками в поисках личинок, обмазанных медом.

Он сидел на стуле в гримерной перед зеркалом, по периметру окруженном светильниками, пока девушка подготавливала его лицо для сьемок в одной из самых популярных телевизионных передач, регулярно выпускаемая в эфир по центральному каналу. Название передачи было достаточно длинным и не совсем обычным: «Открытые окна закрытых домов». Джеймс знал, что передача транслировалась не в прямом эфире, а в записи, но даже здесь, во время съемок, когда было достаточно времени для успешного завершения всего съемочного процесса, прежде чем запись пустят в эфир в вечерние часы спустя несколько дней, никто из участвовавших в создании очередного выпуска не мог сказать, что он спокоен. Джеймс непрестанно слышал раздававшиеся в коридоре недовольные, ворчливые высказывания начальников в адрес подчиненных за плохую работу.

Девушка непринужденно махала кисточкой перед лицом Джеймса, уже не нанося на кожу специальную пудру, а смахивая лишние пылинки воздушным потоком с его лица. Казалось, малейший промах в ее работе мог стать катастрофой не только для нее самой, но и для всей передачи, ведь она готовила главное действующее лицо этого выпуска – мистера Джеймса Бишопа. Закончив свою работу, она коротко сообщила:

– Вы готовы, мистер Бишоп.

– Спасибо, – поблагодарил ее Джеймс. Он внимательно вгляделся в отражение своего лица в зеркале, и его беспокоили мысли о том, что она переусердствовала, наложив слишком много бледной пудры. В конце концов, оставив эти мысли, он поднялся со стула, подправил свой пиджак и направился к выходу из гримерной. Оказавшись в коридоре, он свернул направо, в сторону главной съемочной площадки, где вовсю работал обслуживающий персонал.

Пока он шел по длинному коридору, никто из работников не обратил на него внимания – все с головой ушли в свою работу. Главная съемочная площадка представляла собой большое помещение, в котором одна из сторон была закруглена. Именно для этой стороны специально была подобрана изящная мебель белого цвета: кресло для ведущего и широкий диван для гостей. Мебель была выставлена друг напротив друга, немного повернутые в сторону к зрителям. Между зрителями и гостями передачи располагались кресла, по четыре с правой и левой стороны, для особых приглашенных – так называемых экспертов, которые активно участвовали в дискуссиях. Позади экспертов находились несколько операторов с камерами, установленные на высоких штативах – они направлялись на ведущего и гостей. Еще имелось несколько камер сверху, парящих в воздухе и охватывая всю оставшуюся часть студии.

Джеймс Бишоп прошел по студии и остановился на ее середине, охватывая своим взором все пространство, что его окружало.

– Десять минут до начала съемки! – прозвучал голос из приемников, спрятанных где-то сверху.

Пока что Джеймса обделяли вниманием, но его это нисколько не беспокоило. Постояв немного в одиночестве, к нему подошла женщина средних лет, его давняя знакомая – Бриджет Оллфорд. Именно благодаря ей Джеймс находился здесь. Она работала главным редактором в одной крупной газете. Ее деловые связи позволили ей через нескольких людей дойти до телевизионных боссов, которые проявили интерес к личности Джеймса Бишопа, поняв, какой информацией они стали обладать и которую они могли теперь донести до масс, увеличив и без того большой рейтинг.

Бриджет улыбнулась Джеймсу и спросила:

– Ну как?

– Все хорошо, – спокойно ответил он.

– Думаешь, стоит это делать?

– Об этом мы узнаем позже, – сказал Джеймс, а затем добавил: – Слушай, у меня с лицом все нормально? Мне показалось, что девушка в гримерной наложила на меня слишком много пудры. Нет ли ощущения, что я окунулся в кучу кокаина?

– Нет, – слегка усмехнувшись, ответила Бриджет и дополнила: – Но все морщины тебе запудрили.

– У меня их и не было, а сделали так, как будто я весь был ими покрыт.

– Ты же сам прекрасно понимаешь, Джеймс – придется терпеть. Долго терпеть. И какие-то там причуды телевизионщиков ничто, по сравнению с тем, через что тебе предстоит пройти.

– Я знаю, Бриджет. Я благодарен тебе.

Они постояли немного молча.

– Жаль, что Верна не смогла приехать сюда.

– Поверь, будет лучше, если она посмотрит по телевизору, чем здесь. Хотя для нее и так это будет настоящей пыткой.

– Я схожу за кофе, – сказала Бриджет. – Тебе принести? Еще есть время.

– Нет, спасибо. Мне нужно собраться с мыслями.

Бриджет удалилась, оставив Джеймса одного, но, как оказалось, у него совсем не было времени, чтобы привести свои мысли в порядок – он почувствовал прикосновение чьей-то руки к своему локтю. Обернувшись, Джеймс увидел человека, который смотрел на него, довольно растянувший улыбку. Казалось, от зубов этого человека мог отражаться свет – настолько они были белоснежными и идеально ровными. Этим человеком оказался Брэндон Фейн – бессменный ведущий программы. Его волосы уже давно поседели, а спина постоянно находилась в чуть согнутом положении. Многие его поклонники, а их было немало, особенно женщины, то и дело обсуждали занимаемое им кресло ведущего на протяжении уже двадцати пяти лет, и все гадали, надеясь, что этого никогда не произойдет, когда он уйдет на покой. Брэндон Фейн обладал всеми навыками шоумена, и никто из молодого поколения не мог сказать точно, получил ли он их в процессе своей долгой карьеры на телевидении, или он уже был ими наделен с самого рождения.

Лучезарная улыбка Брэндона Фейна околдовывала каждого, с кем он общался, однако, на Джеймса она не могла повлиять столь магически, как на остальных.

– Готовы, мистер Бишоп? – спросил Брэндон.

– Уже давно, – ответил Джеймс, сохраняя внутреннее спокойствие и силу духа.

– Я хотел бы с вами быстро обсудить несколько деталей, пока еще есть время до эфира.

– До эфира? – резко спросил Джеймс, сморщив лоб. Впервые в его голосе прозвучало волнение.

– Ну да. Это прямой эфир. Ну, так вот, Джеймс, как я понял, вы психолог, специализирующийся на семейных отношениях. Вы только занимаетесь проблемами брака?

На долю секунды Джеймс побледнел, а сердце внутри забилось быстрее. Брэндон не заметил в нем перемен, так как в своих руках он держал листки, в которых пытался через свои очки правильно понять смысл написанного о Джеймсе Бишопе, в частности, о его небольшой биографии и основной информации о его методах работы, из-за которой и происходила вся эта шумиха.

Джеймс понимал, что нужно немедленно взять себя в руки. Уверенность прежде всего.

«Соберись, идиот, – начал он наставлять самому себе. – Какая тебе разница, прямой это эфир или запись».

– Да… – проговорил Джеймс, но ему показалось, что он ошибся – ответ был произнесен неуверенно. Чуть откашлявшись, он добавил более четким голосом: – То есть, не только проблемы брака. Я могу решить большинство проблем, с которыми сталкиваются люди.

– Хм… – пробубнил Брэндон, но его «хм» не было похоже на издевательскую ухмылку. Вместо этого прозвучало что-то вроде ответа «так», словно пометка галочкой в перечне уточнений. Однако у Джеймса ослабла способность профессионально мыслить и анализировать происходящее. После этого «хм» на него нашло раздражение и злость.

«Чертов старик», – выругался Джеймс и сглотнул комок слюны.

– Вы разработали свою методику один, или у вас есть коллеги, кто поддерживал и помогал вам?

– Один.

– Но я так понимаю, у вас есть кто-то в качестве рабочего персонала, кто помогает вам в ее осуществлении?

– Есть.

Брэндон Фейн еще немного пробежался глазами по листочкам, а потом поднял голову и взглянул на Джеймса – тот уже пришел в норму. Ведущий не заметил ничего такого, что было бы не выгодно приглашенному гостю.

– Что ж, подробнее расскажите уже в эфире.

Брэндон хлопнул Джеймса по плечу, и, улыбнувшись, ушел, скрывшись за возвышенным зрительским подиумом, где каждое место уже было занято. Когда он приблизился к зрительской аудитории, раздались выкрики его страстных поклонниц, на что тот махнул ладонью, расплывшись в счастливой улыбке.

Пока Джеймс стоял в центре зала и отвечал на уточняющие вопросы ведущего, в студии прибавилось народу: несколько экспертов заняли места в отведенных для них креслах, у всех камер стояли операторы, проверяя оборудование и четкость картинки, а вокруг самого Джеймса кружилось еще большее количество людей. Удивительно, как он не заметил такой перемены, но неожиданно нахлынувшее беспокойство словно отстранило его от реальности, от всех этих людей, вовлекая в пучину собственных переживаний.

– Пять минут, – вновь раздалось сверху из динамиков. Теперь Джеймс знал, что ему осталось пять минут до эфира, прямого эфира. Через пять минут он будет сидеть вон на том диване, а напротив его этот напыщенный старик. Он не столько боялся экспертов, которых стал уже рассматривать, пока те сидели и обдумывали предстоящую дискуссию, сколько именно прямого эфира. При записи он мог бы себе позволить промедление в ответах, мог бы найти время для обдумывания мыслей, прежде чем произнести их – потом монтажеры вырезали бы все лишнее, сделав из передачи живой, быстрый диалог. Прямой эфир этого не позволял. Думать нужно было быстро. Одно дело – несколько десятков зрителей в зале, другое – одновременно миллионы. Джеймс Бишоп всегда считал, что промедление перед одним человеком – показатель мастерства и профессионализма, показатель четкого обдумывания и выстраивания плана, стратегии, но промедление перед огромной толпой – провал, фиаско. Толпа, быстрая и непредсказуемая, сама потребует скорости. Иначе не поверят…

К Джеймсу через толпу пробралась Бриджет со стаканом дымящегося кофе.

– Ты почему не сказала мне, что это прямой эфир? – недовольным тоном спросил он у нее.

– Так, я думала, ты знаешь, – напрягшись, сказала Бриджет, а потом подбодрила его: – Все будет хорошо, Джеймс. Ты справишься.

Джеймс провел руками по своей голове, пригладив волосы.

«Не раскрывай себя. Что ты делаешь?», – обратился он к себе.

– Прости, Бриджет, – выдохнув, извинился Джеймс.

Бриджет ничего не сказала. Только улыбнулась.

Перед ними мгновенно появился молодой парень. На голове были натянуты огромные наушники, соединенные с микрофоном.

– Мистер Бишоп, мы начинаем. Садитесь вон там, на диван.

– Спасибо, – сказал ему психолог, а затем взглянул на Бриджет. Его молчаливый взгляд словно обращался к ней с просьбой пожелать ему еще раз удачи.

– Удачи, Джеймс. Все будет в порядке, – сказала она, поняв, как ему требуются слова поддержки. Если кто и знал Джеймса Бишопа так же хорошо, как и его супруга, Верна, которая отсутствовала, то это именно она.

Джеймс направился к дивану, в сторону, куда были наставлены камеры. Его уже ждал Брэндон Фейн, расположившись в своем кресле.

– Садитесь напротив, Джеймс, – обратился он к нему.

Джеймс кивнул и медленно опустился на диван.

Эксперты пристально смотрели на него. Некоторые из них сидели, словно затаившиеся хищники в траве, изучая свою добычу. Мимо Джеймса не прошел ни один такой взгляд. Он смог побороть свой страх, неизвестный никому, и его восприятие мира пришло в норму. Он видел и слышал все, словно ястреб, восседающий на скале.

Съемочная площадка освободилась. Зрители ожидали начала. Джеймс попытался рассмотреть Бриджет и место, где она расположилась, но у него не получилось – в зале убавили освещения, сосредоточив большую часть света на нем и Брэндоне Фейне.

Голос, принадлежащий тому же человеку, который объявлял до этого промежутки времени до начала эфира, строгим голосом объявил:

– Тишина в студии! Выходим в эфир. Десять, девять, восемь, семь…

Джеймс перевел дух, сделав три глубоких вдоха через нос.

– …шесть, пять, четыре…

Брэндон немного нагнулся к Джеймсу, посмотрел прямо ему в глаза и с серьезным выражением лица сказал такое, от чего тот почувствовал, будто его облили бензином и где-то сзади он услышал звук проведенной о коробок спички:

– Держитесь, Джеймс.

Затем Брэндон быстро вернулся в прежнее положение, дожидаясь окончания отчета и включения камер.

– … три, два, один. Эфир!

Брэндон Фейн обнажил свои белоснежные зубы и поприветствовал зрителей.

***

Тремя часами позднее.

– Тебе нужно выпить. Да и мне тоже, думаю, – сказала Бриджет.

Она провела Джеймса в свою гостиную, а сама ушла на кухню. Оттуда, открывая дверцы шкафчиков, она спросила:

– Что ты будешь?

– Виски со льдом.

Бриджет взяла два идеально чистых стакана и поставила на барную стойку. Достав бутылку дорогого виски, она наполнила им стаканы наполовину. Ее движения были быстрыми и нервными. Держа стаканы в обеих руках, она подошла к холодильнику, имевшему отделение для льда. Надавив на черный рычажок стаканом, сверху в него упали круглые кусочки затвердевшей воды. Она проделала то же самое со вторым стаканом и вернулась в гостиную к Джеймсу. Тот взял стакан, протянутый Бриджет, и дождался, когда она сама сядет на диван.

С минуту они молчали. Каждый из них думал о том, что происходило в студии. После того, как камеры отключили, и эфир прекратился, Бриджет подбежала к Джеймсу, и, взяв его под руку, повела к выходу из студии. Она вспоминала, как ощутила там раскаленный воздух, которым был наполнен зал, как услышала одновременно восхваляющие и оскорбительные реплики в адрес Джеймса. Но, казалось, больше всех возбужденными в этот вечер были зрители в студии, включая и ее саму, Бриджет. Выйдя из здания телестудии, они сели в ее машину – белый Фольксваген, что был припаркован на уличной стоянке. Она заняла сиденье водителя, а Джеймс сел рядом с ней, и они, решив, что лучше всего сейчас укрыться у нее, поехали к Бриджет домой. Ее большая квартира находилась в одном из домов шикарного жилого комплекса, на тридцать седьмом этаже. Отсюда открывался прекрасный вид на ночной город, освещенный многотысячными огнями.

Бриджет, отпив, посмотрела на Джеймса. Он сидел и продолжал молчать.

– Ты правда помог тому человеку? – спросила она тихо.

– Да, – ответил Джеймс. Он преподнес стакан к носу и понюхал его содержимое, проделав небольшие круговые движения. После этого он опустил к губам и отпил.

Бриджет восхищалась Джеймсом. Как он держался, как он отвечал на вопросы экспертов и зрителей, как он комментировал редкие замечания Брэндона Фейна, иногда насмешливые и глумливые. Как он выдержал такой натиск. Бриджет уже давно гордилась тем, что в свое время встретила Джеймса и их отношения со временем перешли в крепкую дружбу.

– Что ты намерен делать теперь?

– Все то же самое, что и до этого.

– Думаешь, теперь ты сможешь находить таких людей?

Джеймс не ответил сразу. Он немного сменил позу, больше утонув в кресле и расслабившись.

– Они сами будут находить меня. Человек всегда что-то ищет, и, дав ему узнать о себе как о том, кто может ему это предоставить, придет к тебе.

Внешне Джеймс был спокоен, как всегда, но внутренне он еще не остыл. Вместе с тем, внутри себя он улыбался, пока его лицо внешне выражало серьезность и сосредоточенность.

«Необходима разрядка».

– Позвони Верне, – попросила Бриджет. – Она волнуется. Я сейчас отвезу тебя домой.

– Да, – сказал Джеймс. Он сунул руку в карман своих брюк и вытащил телефон. Встав с кресла, он вышел из гостиной, приложив мобильник к уху.

Бриджет наблюдала, как Джеймс выходил, скрывшись в коридоре. Невзначай, сама того не осознавая, ее взгляд упал на его зад.

«Боже мой, – подумала она. – Как ей повезло… как ей повезло…»

Она слышала, как Джеймс разговаривал по телефону с Верной, его супругой. Джеймс ушел вглубь коридора, и до ее ушей доходили лишь звуки его голоса, но слова она не могла разобрать.

Бриджет допила виски. Она поднялась и отнесла стакан на кухню, оставив его на барной стойке. В ее походке появилась шаткость – столь быстро на нее подействовал виски в небольшом количестве.

Джеймс смолк. Бриджет решила, что тот закончил разговор. Повернувшись обратно, она увидела его, который стоял перед ней с пустым стаканом в руке. От такого неожиданного его появления перед ней она слегка испугалась.

Он подошел к ней, прижал к барной стойке и, протянув руку рядом с ее левым плечом, поставил пустой стакан.

«Нужна разрядка».

«Верна…», – в голове у Бриджет крутилось имя супруги Джеймса.

Он резко схватил Бриджет за грудь и начал массировать. Грудь была большая и мягкая.

«Верна…», – снова пробежала мысль у Бриджет, пока Джеймс массировал ей грудь своими ладонями.

«Верна…»

– Джеймс… – медленно простонала Бриджет, сдавшись и закрыв глаза.

Через короткое время в квартире Бриджет из ее спальни раздался скрип кровати.

***

– Добрый вечер. Как всегда, в этот вечерний час в прямом эфире программа «Открытые окна закрытых домов».

«Прямой эфир… Зря я мало смотрел телевизор», – упрекнул себя Джеймс.

– В этой студии вместе с нами присутствует один гость, практикующий психолог, мистер Джеймс Бишоп, который намерен рассказать нам о специфике своей работы с семейными парами и не только.

Джеймс обратил внимание, что Брэндон не пользовался суфлером. Он смотрел куда-то вперед, на одну из камер.

– Мистер Бишоп, – обратился Брэндон к Джеймсу, – Прошу вас, расскажите нам о своей работе и о… – Брэндон специально поперхнулся, – кхм, некоторых методах вашей работы с семейными парами.

Джеймс выдержал совсем короткую паузу и, определив, куда ему нужно смотреть, начал:

– Цель, с которой я сюда пришел, заключается в том, чтобы рассказать людям о возможности решения тех проблем, с которыми, я уверен, многие сталкиваются в повседневной жизни. Я…

– И что это за проблемы? – перебил Брэндон. Джеймс взглянул на ведущего, ожидая увидеть ухмылку на его старом лице, но увидел лишь серьезность и хмурость.

– Самые типичные, – ответил Джеймс. – Это и бессонница, и раздражительность, и чувство неудовлетворенности…

– Неудовлетворенности? – уточнил Брэндон, намекая на что-то еще.

– Да, неудовлетворенности.

– А что вы именно подразумеваете под этим словом?

– Душевная неудовлетворенность.

– Ну, хорошо, – заговорил Брэндон, предвкушая, как он будет раскручивать психолога. – Мистер Бишоп, расскажите нам о тех методах, при помощи которых вы собираетесь исправлять так называемую душевную неудовлетворенность у людей.

– Вы неправильно задаете вопросы, Брэндон, – совершенно непринужденно сказал Джеймс. В зале послышалось аханье. Операторы, держащие ручки штативов с видеокамерами, переглянулись между собой. Сам Брэндон сидел с невозмущенным видом – он, многоопытный журналист и телеведущий, многому научившийся и многое понюхавший, сам был не из робкого десятка. Зрители почуяли запах жареного. – Я не собираюсь ничего исправлять – это раз. Речь идет не только о душевной неудовлетворенности – это два. Никто не может решить проблемы другого человека кроме него самого – это вы давно должны были понять. Я могу лишь показать человеку нужное направление. Что касается душевной неудовлетворенности, то я могу сказать следующее: она трактуется и понимается по-разному – кто-то ассоциирует ее с несовпадением своих желаний, ожиданий с теми возможностями, которыми он обладает, но которые, как человек сам считает, не пригодны для их достижения. Проще говоря – несоответствие между душевными потребностями и повседневной жизнью. Кто-то сильно страдает от обиды, и он тоже ощущает эту душевную неудовлетворенность. Кто-то сильно устает на работе, а дома он вымещает свои проблемы на близких.

– Но как именно вы задаете направления для человека? В чем они выражаются?

– В раскрепощении, – тут же ответил Джеймс, воспользовавшись ошибкой Брэндона – к первому вопросу он добавил сразу второй, и на нем Джеймс смог сфокусироваться. Говорить о принципах создания направлений ему было выгодно меньше всего.

– В раскрепощении?

– Да, – Джеймс не захотел больше тянуть. Он решился и добавил: – В раскрепощении через внутренние переживания человека, которые ранее он никогда не испытывал – через групповое сношение.

– Позвольте! – раздалось в зале. Руки тянули сразу несколько экспертов, до этого не вмешивающиеся в процесс. Любопытство зрителей никуда не ушло, но его затмила обескураженность. То, что говорил Джеймс, являлось диким и неестественным, хотя до этого на телевидении обсуждались и не такие темы.

Растерянный Брэндон Фейн начал мельтешить головой, бросая взгляд на экспертов и на зрителей в зале. Он почувствовал, как контроль ситуации на съемочной площадке начал ослабевать. Но не только это. Что-то Брндона начало есть изнутри. Что-то, что не давало ему покоя.

– Зал, – обратился он ко всем. – Тише. Тише.

Бесполезные попытки Фейна ни к чему не привели. Он пытался усмирить пыл людей, как пытается конюх успокоить взбесившуюся лошадь. Сам Джеймс оставался выдержанным, и это несмотря на то, что в его адрес посыпались слова возмущения, переходящие чуть ли не в личные оскорбления. Джеймс знал, что в таких местах, как съемочные площадки, на подобных передачах собирается определенный типаж людей, и многие из них могут обладать вспыльчивым характером, чьи личные недовольства своей обыденностью частенько сталкиваются с нечто неприсущим им, но в то же самое время, иногда, близким.

Постепенно первая реакция людей начала утихать, и у Джеймса появилась возможность изъясниться. Бриджет, сидевшая среди зрителей в первом ряду, все это время смотрела только на него.

Брэндон попытался расслабиться в своем кресле. Он посмотрел на Джеймса (тот спокоен, как удав), а Джеймс, в свою очередь, на Брэндона. Их взгляды сошлись. Брэндону, как старому маразматику, на каменном лице Джеймса причудилась циничная ухмылка.

– Зал… – вновь обратился Брэндон ко всем. – Прошу тишины. В нашей студии сегодня присутствуют эксперты.

Брэндон Фейн не хотел признавать своего бессилия в личном споре с Джеймсом Бишопом, этим наглым, самоуверенным мальчиком, как он его охарактеризовал. Время для экспертов должно было наступить в любом случае, и Брэндон, жаждавший расправиться с Джеймсом в личном споре, на глазах миллионов зрителей, одновременно подумал об экспертах с облегчением, так как знал – он не сможет обуздать Бишопа.

Действительно ли он знал? Откуда у Брэндона Фейна взялась мысль о своем бессилии?

– Эксперты, пожалуйста, ваши вопросы и мнения.

– Позвольте мне пояснить, Брэндон, в целях избежать пустых обвинений в том, что я бесцельно разбрасываюсь тут такими словами, принуждая людей сочинять ложные догадки, – вмешался Джеймс в попытку Брэндона передать эстафету экспертам.

– Да, конечно. Поясните, – согласился ведущий.

«Сука».

Джеймс видел Брэндона насквозь. Он начал:

– Прежде всего, я не имел в виду беспорядочные сексуальные связи между людьми. Ни в коем случае. Метод, предполагающий подобные, скажем так, процедуры, осуществляется только между супругом и супругой, но подразумевается, что таких замужних пар несколько.

– Несколько, это сколько? – спросил Брэндон.

– Четыре пары.

– Почему именно четыре?

– Я бы не стал утверждать, что взял это число с потолка, но и какой-то определенной логики тут не прослеживается. Просто посчитал, что четыре пары – это достаточно для того, чтобы мой метод сработал.

– И он сработал?

– Да.

Многие присутствующие в зале, многие телезрители задавали себе один и тот же вопрос – о чем тут вообще говорить? То, что говорит этот человек – полная чепуха. Но сомнения тоже бродили где-то рядом, выдавая свое присутствие слабым запахом.

Джеймс Бишоп прекрасно знал первоначальную реакцию толпы. Он ее предвидел (это было несложно), но он также знал, что необходимо было выждать, необходимо было перетерпеть этот внезапно обвалившийся цунами людского возмущения и недовольства, как огромные волны обрушиваются на берег и движутся дальше, по городским улицам и переулкам, сметая все на своем пути, но потом, рано или поздно, отступают, чтобы дать возможность вновь навести порядок. Многие были возмущены, но практически все они были готовы слушать дальше.

«Потрясно! – подумала Бриджет. – Он знает, как вести диалог!»

– Сколько вы уже провели таких… – Брэндон замешкался, – сеансов? Правильно ведь? Сеансов?

– Можно и так выразиться. Всего два.

– И оба успешны, по-вашему?

– Абсолютно.

***

14 лет назад.

– Джеймс?

Никакого ответа. Только звук шариковой ручки, быстро-быстро водимой по тонкому листку на столе.

– Джеймс?

Из своего кабинета в коридор стал выглядывать мужчина, чья макушка была лысой, а вокруг нее росли еще не поседевшие волосы. Мужчина сделал еще одну попытку, проявляя терпение и не переходя на повышенный тон:

– Джеймс?

Молчание.

Мужчина обвел взглядом слева направо и справа налево свой стол, словно он что-то пытался найти.

«Может, карандаш в коридор кинуть?»

– Джеймс? – все так же спокойно повторил мужчина.

Пол в коридоре заскрипел создавшимся под весом трением ножек стула. Глухие звуки под полом сопровождались быстрыми шагами, приближавшимися к кабинету.

В дверях показался молодой человек, все в той же белой футболке, что он не снимал уже неделю, в потрепанных черных джинсах и белых кедах в оранжевую полоску.

– Джеймс, скоро придет клиент, мистер Рассел. Я перенес встречу с ним на более раннее время. Убедись, что все готово к его визиту.

– Да, сэр.

Джеймс скрылся в коридоре и приступил к выполнению поручения. Он достал из напольного шкафчика, что стоял рядом с его рабочим столом, высохшую тряпку. Прошло достаточно много времени, недели две или, даже, три, когда он в последний раз прикасался к ней. Джеймс направился в туалет, где намочил этот старый кусок ткани. Вернувшись обратно, он приступил тщательно протирать мебель, что здесь присутствовала, включая свой стол. Пыли успело накопиться много, пока желанные ноги клиентов не перешагивали порог этого коридора. Сегодня у уже не молодого мистера Карла Мо, психолога американско-китайского происхождения с огромным стажем работы и его помощника, двадцатипятилетнего Джеймса Бишопа, намечался важный день – впервые за более чем полмесяца их и без того маленькую компанию, состоящую из двух человек, навестит клиент.

Оставив чистым свою маленькую бронзовую статуэтку филина, стоявшего на стопке закрытых книг, и два шкафчика, один из которых занимал цветок (у Джеймса так и не дошли руки узнать, что же это за растение), он освободил все полки двух книжных стеллажей. Проделав и здесь влажную уборку, он выставил обратно все книги в том же порядке, в котором они и были до этого (Джеймс очень много читал и помнил, какая книга шла за предыдущей). С тех пор, как Джеймс впервые оказался у Карла Мо в качестве его помощника, скудная библиотека опытного психолога, состоявшая на тот момент из нескольких книг по психологии и конфликтологии, заметно расширилась – Джеймс приносил вместе с собой на работу свои. Наряду с научной литературой встали книги художественного жанра – от Виктора Гюго до Теодора Драйзера. Мистер Мо не был против интереса Джеймса к чтению на работе, а однажды, когда Джеймс пришел в их офис ранним утром, он увидел точно такой же второй стеллаж, новый и пустой.

Покончив с уборкой, Джеймс заглянул в кабинет к Карлу и сказал:

– Все готово, мистер Мо.

– Хорошо, Джеймс.

– А этот мистер Рассел… – начал было Джеймс, – не тот ли самый клиент, которого сложно вывести на диалог?

– С чего ты взял?

– Я уже слышал эту фамилию, мистер Мо. Кажется, раньше у мистера Моркинса был клиент с фамилией Рассел, и он ничего не смог сделать, потому тот не желал разговаривать.

– Джеймс, объясни мне одну вещь – как так получается, когда человек по своей воле приходит к психологу, но при этом он не хочет общаться? Для чего тогда ему вообще приходить?

– Может быть, чтобы его просто пожалели?

– Возможно. Но как бы там ни было, человека всегда можно вывести на диалог. Я хочу, чтобы сегодня ты присутствовал здесь, пока я буду общаться с мистером Расселом.

– А его не смутит мое присутствие?

– Не думаю.

Джеймс так и не получил прямого ответа от мистера Мо насчет мистера Моркинса и его клиента с фамилией Рассел.

Примерно через час явился мистер Рассел. Джеймс открыл ему дверь и сразу пригласил пройти к мистеру Мо в кабинет. Тот последовал за Джеймсом, а когда Джеймс пропустил его вперед при входе к психологу, сам зашел в кабинет и закрыл дверь. На удивление для Джеймса, мистер Рассел не смутился, что в кабинете остался еще и он.

– Здравствуйте, мистер Рассел, – поприветствовал мистер Мо клиента, поднимаясь с кресла и протягивая руку.

– Добрый вечер, – сказал в ответ клиент.

Оба сели. Джеймс расположился напротив на кожаном диване, что стоял у стены. Так он мог видеть сразу и мистера Мо, и его клиента.

– Мистер Рассел, вы не будете против, если сегодня с нами здесь будет присутствовать мой помощник, Джеймс? Он будет следить за нашим разговором.

– А он… – указал мистер Рассел пальцем на Джеймса.

– Не переживайте. Все, что обговаривается в этом кабинете, остается только здесь. На помощников психолога соглашение о неразглашении информации тоже распространяется, –сказал мистер Мо, словно он читал мысли своего клиента.

– Да. Я не против.

– Славно. И так, мистер Рассел, как вы поживаете?

– Спасибо. Хорошо. А вы?

– Весьма, – улыбнулся мистер Мо, метнув головой.

– Я заметил, у вас появился второй стеллаж для книг.

– Да. Джеймс много читает.

– А вы?

– Я? Мне, к сожалению, некогда заниматься чтением.

– Почему?

– Клиенты, – мистер Мо развел руками и вновь улыбнулся.

– Ах, да, – согласился мистер Рассел.

На упоминание клиентов мистером Мо Джеймс отреагировал тем, что сделал недоуменное лицо.

– Как ваша семья? – спросил психолог.

– Прекрасно. Вчера у моей дочери был день рождения.

– Поздравляю. Сколько ей исполнилось?

– 12 лет.

Мистер Мо взял паузу. Он улыбнулся и опустил глаза вниз. Молчание продолжалось несколько секунд, но Джеймс успел ощутить всю неловкость этого момента.

– А-а-а, как ваша дочь? – прервал короткое молчание клиент.

– Что? – спросил мистер Мо. Он сделал такой выражение лица, будто его прервали от глубоких размышлений. Взгляд мистера Мо был поникшим.

– Ваша дочь, – повторил мистер Рассел.

– У меня нет дочери.

– О-о-о, я, по всей видимости, что-то напутал?

«Что за комедию розыгрывает мистер Мо?», – подумал Джеймс, сморщив лоб.

– Да, – ответил психолог и слегка засмеялся.

–У вас, кажется, сын? – неуверенно спросил мистер Рассел.

– Да.

– А-а-а, вы, наверное, говорили мне, но я забыл – как его зовут?

– Питер.

– Да-да! Точно, Питер.

– Вчера он сломал руку, – сказал мистер Мо и вновь опустил глаза.

– Да что вы?! Серьезно?! Сильный перелом?! – обеспокоенно спросил мистер Рассел.

«Вот актер!», – решил Джеймс, увидев, как у мистера Мо проявляется актерский талант. Мистер Рассел же был раздосадован случившимся с Питером.

– Не стоит об этом, мистер Рассел. Но я благодарен вам, что вы относитесь с таким вниманием к этому.

– Нет-нет, мистер Мо…

– Карл, – озвучил мистер Мо свое имя, дав понять клиенту, что тот может называть его по имени.

– Карл… – заново начал мистер Рассел. – Кстати, а меня вы можете просто называть Джек. Так скажите, Карл, сильный ли перелом? Закрытый?

– Открытый.

– Какой ужас! Но инфекции нет?

– Нет, Джек. Уже все в порядке. Врач сказал, что никаких серьезных последствий не будет, но срастаться кость будет долго.

– А как это случилось?

– Падение с велосипеда. Я так и не научил его правильно группироваться.

– Это очень важно, Карл. Сейчас моя дочь стала уже совсем взрослой…

– Да. Дети растут очень быстро, – сказал психолог.

– Да… – согласился, в свою очередь, Джек. – Так вот, когда она была поменьше, я всегда ей каждый раз напоминал об осторожности. Она так любила носиться на велосипеде, что грохот стоял по всему дому. А знаете, что она на нем вытворяла?

– Что?

– Посреди коридора на втором этаже она на полу выставляла, когда в один ряд, а когда и в два, свои игрушки. Даже куклы. Потом, она садилась на велосипед и с одного конца, где заканчивалась лестница, начинала стартовать. К середине она умудрялась набирать такую скорость, что игрушки из-под ее колес выстреливали аж до самой лестницы! – воскликнул мистер Рассел и расхохотался. Мистер Мо тоже начал смеяться, скорее, от того, как смеялся клиент, а не от самой истории. Мимо Джеймса смех тоже не прошел. Он увидел, как мистер Рассел вытирает слезы. – Она… она представляла, что игрушки – это кочки. Ну, или еще какая преграда.

Вновь громкий смех. Кабинет мистера Мо представлял собой не кабинет психолога, где один человек пытается разобраться в проблемах другого, а какую-то VIP-комнату в кинотеатре, где показывали комедию.

– О-о-й, – вздохнул Джек, немного успокоившись. – Да-а-а, как вспомнишь…

– Главное, что таких поводов для воспоминаний будет еще много, – сказал мистер Мо.

– Правильно, – согласился мистер Рассел и добавил: – Так и должно быть.

– Так что с вашим здоровьем, Джек?

– Да-а-а, – Джек махнул рукой в сторону психолога, – на самом деле, все хорошо. Я бы даже сказал – все отлично. Я здоров, моя жена здорова, дети здоровы – это самое главное. Остальное – второстепенно.

– Согласен с вами, Джек.

Спустя десять минут Джек Рассел покинул кабинет мистера Мо в очень хорошем настроении. Из этих десяти минут пять ушло на прощания и напоминания о том, что связь между ними всегда поддерживается. Так что, если что-то случится, мистер Джек Рассел всегда может связаться с мистером Мо.

Джеймс собирался уходить домой. Перед уходом мистер Мо позвал его в кабинет. Он сказал ему:

– Запомни, Джеймс – человека всегда можно заинтересовать, в чем угодно. Надо лишь поддерживать с ним разговор, а лучший способ это сделать – заставлять его задавать вопросы.

– Да. Уж кто задавал тут вопросы, так это Джек Рассел. Я даже поверил, что вы с ним поменялись местами. Но скажите, мистер Мо, разве это не цинично?

– Что именно?

– Вы выдумали перелом руки у вашего сына. Вы наврали клиенту. На мой взгляд – это цинично.

– Я не врал ему, – сказал мистер Мо. – Мой сын действительно вчера сломал руку.

Спустя еще один час Джеймс вернулся домой, в небольшую двухкомнатную квартиру, которую он снимал вместе со своим лучшим другом, Риком Кроуфордом. Квартира находилась в небольшом пятиэтажном доме, и таких домов было много. Здешнее жилье облюбовали студенты, учащиеся в колледже, и многие хозяева квартир сдавали их. Сам Джеймс с Риком проживали вместе, пока учились в том же четырехлетнем колледже, что и многие из молодых людей, приютившиеся в этих домах. Когда Джеймс зашел в квартиру, он услышал звуки плещущейся воды в ванной. Дверь была приоткрыта, и Джеймс заглянул внутрь. Он увидел, что Рик своими руками полоскал белье в воде.

– Привет, Рик.

– Привет, – недовольно ответил тот, не прерывая процесса стирки.

– Что-то случилось?

Джеймс заметил, что вода в ванной немного багрового цвета, а на белье (это была белая простыня) виднелись красные пятна.

– Это еще что? – Джеймс занервничал. – Это что, кровь? Твоя?

Рик не отвечал. Он продолжал активно полоскать простынь, натирая ее и, тем самым, надеясь полностью избавиться от пятен. Целиком они не сходили, только лишь немного бледнели, а тот красный слой, что удалось с них смыть, теперь плавал в воде.

– Да что случилось, твою мать? – Джеймс начал злиться.

– Помнишь Руби Спарк? – начал Рик, весь кряхтя. Он поднимал прибавившую в весе от впитанной воды простынь и резко опускал обратно.

– Та местная шлюха?

– Да, шлюха…

– Не понял… – сказал Джеймс. – Это что, сарказм?

Рик оставил полоскание простыни, бросив ее в воду. За долгое время он впервые выпрямился, держась за свои бока. Он взглянул на Джеймса, а по его лбу скатывались капли пота. Нервно дернув головой в его сторону, он резко заявил:

– Девственницей оказалась твоя шлюха.

Джеймс не мог поверить своим ушам.

– Руби – девственница?!

– Ну, теперь уже нет, – Рик вновь принялся за простынь. Опять кряхтя, он добавил: – Нет, я-то подумал, это у меня что случилось… Ну тогда, наверное, боль бы там была, так ведь? А тут она заорала, я вытаскиваю, смотрю – а у меня член в крови. Представь, каково мне было… Я чуть не обосрался.

– Погоди… – начал Джеймс, – я знаю, что она еще та подстилка, и тогда ее трахали сразу трое, эти, как их?

– Да? А ты видел, куда ее имели те трое? Да и имели ли вообще?

Джеймс ничего не ответил.