Страница 17 из 91
Глава 5. Волны и ветер.
Разноцветные прожилки свободно кружились в бесчисленных водоворотах молочного тумана и лишь одна серебристая, натянувшись, дрожала, сверкая синими искрами, извиваясь в тонких, но сильных пальцах. Рука поднесла к ней гребень, и, казалось, перламутровые змеи сами потянулись вперед вместе с тем, что держали в пастях. Нить извивалась, стараясь вырваться, но черный камень приближался и, наконец, коснулся ее. Серая струйка тумана поблекла и безжизненно повисла, а черный камень, вобрав в себя ее блеск, окрасился голубым и серым. Рука выпустила пряжу и взмахнула гребнем. Серебристо-сапфировое сияние большой каплей соскользнуло с округлого навершия и, упав в гущу снежного дыма, расплылась кляксой, раздвигая радужный занавес.
Холодный ветер качал высокие травы, гоня серебряные волны по залитой хрустальным лунным светом равнине. Голоса ночных звонцов разливались в тишине, и легкая пелена тумана висела над влажными низинами.
Он мчался по степи под немигающим взглядом летних звезд, и тень стелилась перед ним. Жгучий восторг, упоение стремительным бегом, силой неутомимых лап переполняли его, словно чашу, налитую до краев терпким вином.
Протяжный вибрирующий звук разлился над долиной. Остановившись, он вслушался в этот зов, и каждая жилка, каждый нерв его тела вибрировали вместе с тонкими переливами бесконечной песни. Подняв морду к небесным светлякам, глядя в лицо Атес, он застыл, окаменев. В нем бурлила, смешиваясь с рвущимся наружу восторгом, древняя родовая память. И он выплеснул из себя эту смесь гимном ночи и полной луне, отвечая на зов.
И вновь был бег к сердцу равнины, куда влекла его неодолимая сила. Там ждал величественный курган и хоровод вертикально стоящих камней на вершине, серебряных великанов, укутанных в плащи из лунного сияния. Льющиеся с неба лучи сгущались над холмом и искристым водопадом стекали в центр хоровода.
Он взбежал на вершину холма и осторожными шагами прокрался между двух мегалитов, окунувшись с головой, будто в воду, в осязаемо плотный свет. Будь он нежданным гостем, и бесплотное свечение испепелили бы его, но он без помех прошел этот занавес, скрывший от внешнего мира то, что происходило внутри грандиозной ограды.
Сквозь жемчужный туман он видел круглый черный камень в центре внутреннего кольца столбов, пьющий сияние, словно губка воду. Вокруг валуна застыли одиннадцать белых волков. Одно место было пусто, и он занял его, замкнув круг.
Черный камень вспыхнул. Зверей окатила волна слепящего света и схлынула, оставив у алтаря двенадцать человеческих фигур, двенадцать нагих мужчин. Они подняли вверх руки и запели. Все было в этой песне - лунная ночь и степь, радость охоты и вкус крови на языке, наслаждение битвой и краткими минутами отдыха, гордость и единство перед лицом врага, счастье созидания и ярость разрушения.
Вместе с голосами, так сливались и души. Каждый был каждым, а все вместе чем-то большим. Со столбом жемчужного сияния уносились они к небесному куполу и там, в неведомых высях, крохотной каплей вливались в безбрежный океан жизни, единого дыхания, всеобщей сути всех живущих, кативший свои волны от края до края этого мира.
Зоул очнулся от боли в боку. Острый камешек закатился под рогожу и давил на ребро. Юноша повернулся и с трудом разлепил веки. В щели низкой камышовой кровли уже просачивался дневной свет, больно резавший глаза.
-Велики предки, проснулся, наконец, - послышался недовольный голос Савина. - Я уж хотел водицы принести, освежить...
-Чего зря языком толчешь. - Пробасил из темноты Зимер, - сам знаешь, нельзя будить, пока душа на той стороне, может и не вернуться. – И, подумав, добавил , - хотя мне уж и самому хотелось его встряхнуть...
-Ладно, идем, нас давно ждут в пещере. - И Савин выскочил на вольный воздух.
Зимер, не торопясь, поднялся с лежанки, поиграл плечами, разминая суставы, и тоже вышел. Зоулу ничего не оставалось, как протереть глаза и догонять спутников.
С моря дул спокойный, но тягучий и холодный ветер - первый вестник грядущих осенних штормов, волнуя темную и шершавую, как древесная кора, воду бухты. Волны одна за другой выбрасывались на песок. Ветер рвал пену в клочья и бросал в лицо спускающимся к берегу юношам соленую водяную пыль.
У полосы прибоя две черноволосые девушки сидели на перевернутой долбленке, болтая ногами, и чинили растянутую на жердях сеть. Увидев чужаков, обе склонились над неводом, старательно вывязывая узлы, украдкой рассматривая молодых людей, толкаясь локтями и пересмеиваясь.
Савин отделился от спутников, подошел к девушкам и, опершись локтем на перекладину, заговорил.
-Благословенья предков. Девы, проводите до пещеры старших?
-Сам дойдешь, – не поднимая глаз, ответила одна.
-Не видишь, мы заняты, – поддакнула вторая.
-Так хоть скажите, куда идти то.
-Если глаз не потерял, увидишь, – ответила первая, поправив фартук на коленях.
-Под красной скалой она, - добавила вторая, на мгновение оторвав, наконец, взгляд от сети.
-Ну, идите, а я догоню, - повернулся Савин к спутникам.
-Гляди, ждать не будем… - проворчал Зимер.
-Давай, иди, я быстро. – И Савин повернулся к перешептывающимся подружкам. – Девчонки, а вы не знаете…
Зимер недовольно глянул в сторону соплеменника и пошел вдоль берега. Зоул поспешил за ним. Вскоре сзади донесся заливистый девичий смех.