Страница 47 из 118
1.
Прежде здесь не было пристани, лишь причальные столбы возле которых качались на волнах тростниковые лодки. А теперь река пестрела парусами — белыми, коричневыми и темно-синими. Здесь пахло рыбой, смолой и людским потом. Зазывалы надрывались, перекрикивая друг друга, торговцы расхваливали свой товар, о чем-то спорили моряки, рабы сгружали тюки на берег. А солнце, как и прежде, отражалось в мутных, бурных водах Тигра.
Лабарту стоял на берегу, не в силах сделать ни шага.
Это… Лагаш? Мой Лагаш?
— Тут рыбный рынок, — сказал Кури. Он стоял рядом, заслоняясь от палящих лучей солнца. — настоящий базар дальше, на площади.
— Ты был здесь раньше? — спросил Лабарту.
Он пытался удержать воспоминания, не дать им вырваться на свободу. Что толку вспоминать? Разве это мой город?
Но горячая земля под ногами, едва приметный ветер и высокие пальмы говорили: Да, это Лагаш.
— Был, — кивнул Кури. — Две зимы назад. Вместе с прежним господином.
— Ждите меня здесь, — велел Лабарту. — К закату я вернусь. Мне нужно…
Он запнулся, не договорив. Что нужно? Кровь? Вот трое рабов, готовых отдать свою кровь. Или нужна женщина? Так вот сидит на земле Нидинту — в тонкой рубашке, без покрывала, смотрит снизу вверх, ждет. Стоит только поманить, позвать.
— Ждите, — повторил Лабарту и направился в город.
Он шел по широкой улице — две повозки, запряженные ослами, смогли бы разъехаться тут — и смотрел по сторонам, впитывал звуки и ощущения города. Люди спешили по своим делам, не обращая внимания на одинокого путника. Никто не уступал ему дорогу, никто не смотрел с почтением и страхом, никто не видел в нем демона. Двери были распахнуты, и лишь занавеси, колышущиеся от сквозняка, скрывали обитателей домов. Из внутренних дворов доносились запахи готовящейся еды, разговоры и смех.
Лабарту шел, не замедляя шага. Так много людей… Он чувствовал живое тепло, кровь, струящуюся в их телах. Город кипел от жизни, был горячим, словно котел на огне. И земля под ногами была теплой, утоптанная уличная глина, по которой так привычно ступать.
Земля стала холодной как лед… Город был пуст. И звездный свет сошел с небес. Ослепительная, белая смерть, не отвести взгляда…
Лабарту зажмурился, а когда открыл глаза, вокруг вновь был жаркий осенний вечер. Где тот Лагаш, по которому две тысячи лет назад промчался колдовской огонь? И следа от него не осталось. Так что же…
Но это Лагаш. Город, где я вырос. Город, принадлежавший мне.
Боль заколола изнутри и в горле пересохло, словно одни только мысли о прошлом вызывали жажду. Лабарту невольно пошел быстрее. Он пытался не смотреть на прохожих, но вспыхивающая под кожей кровь притягивала взгляд. Солнце уже опустилось за крыши домов, и лучи его не могли помочь.
Это мой город…
И, словно в ответ на неотступную мысль, в голове зазвучали слова из воспоминаний.
«Когда придешь в чужой город, найди хозяина и тогда проси…»
Голос такой знакомый и близкий, что на глаза навернулись слезы.
— Да, Тирид. — Лабарту сам не заметил, что говорит вслух. — Я знаю, теперь у Лагаша другой хозяин. Я знаю…
Он чувствовал звон чужой силы — сияющей и ровной. Да, здесь жил экимму, уверенный, сильный, и город принадлежал ему по праву. И, словно следуя за солнечным лучом, Лабарту свернул за угол, прошел по узкой улице, а потом переулками — и вышел на площадь.
Шум слышен был издалека, но теперь накатил, словно морской прибой.
Здешние и чужеземные торговцы, мастерские под открытым небом, мелькание простых и богатых одежд, гул голосов, крики ослов и блеянье овец… Лабарту уже не мог различить лиц в толпе, не понимал, где мужчины, где женщины, где дети, — он видел лишь ток крови, завораживающий, сводящий с ума. И над площадью — закатное небо.
Из-под ног с мяуканьем метнулась серая кошка, и Лабарту вынырнул из забытья, обернулся и увидел женщину.
Она стояла поодаль, смотрела на него изучающе, ждала. Тонкое полотно одежд струилось по телу, на запястьях и предплечьях сияли браслеты, длинные серьги касались плеч. Она была смуглой и черноглазой, красивой и зрелой. Лишь одно портило ее лицо — старый шрам на левой щеке, белый след на темной коже.