Страница 48 из 118
Она стояла у порога, а позади дверная занавесь чуть приметно колыхалась от сквозняка. Косяки и стены были расписаны знаками Инанны, и из курильницы на уличном алтаре поднимался благовонный дым.
Лабарту подошел и поклонился. Это к ней вел солнечный луч, это ей принадлежала кровь Лагаша.
— Похоже, жажда взяла тебя в плен, — проговорила женщина, не переставая улыбаться.
Ждали ли она нападения? Сочла ли чужака врагом? Лабарту не мог сказать. Глаза ее были слишком темны — если и мелькнула там тень настороженности, как разглядеть? А голос звучал спокойно, без вызова и насмешки.
— Я Лабарту, хозяин Аккаде, — сказал он. — Я сегодня приплыл, а завтра утром покину Лагаш.
Женщина подняла руку, отвела волосы с лица, и браслеты со звоном скатились к локтю.
— Я Инанна-Атума. — Теперь ее взгляд словно бы стал легче, а голос — глубже. — Хозяйка этого города.
Хозяйка этого города.
За спиной шумела площадь. Жажда острыми песчинками царапала горло.
— Прошу, разреши мне пить кровь на своей земле, — проговорил Лабарту, не отводя взгляда.
Инанна-Атума вдруг улыбнулась, широко, обнажив клыки. А потом подалась вперед и взяла Лабарту за руку, потянула к себе.
— Только ли крови ты хочешь? — спросила она, и в словах ее звенел смех.
Руки ее были уверенными и нежными, полные губы манили.
Лабарту улыбнулся в ответ.
— Мужчины не могут скрыть от меня своих желаний, — продолжала хозяйка Лагаша. — Если оставишь подношение на алтаре Богини, я одарю тебя ее милостью.
— У меня есть золото, — кивнул Лабарту и на миг закрыл глаза. Ее волосы пахли благовонными травами и сладким маслом. — Есть серебро и лазурит… Но сперва мне нужна кровь.
Инанна-Атума засмеялась, звонко, запрокинув голову.
— У меня есть жертва для тебя! — воскликнула она, и, не дав ответить ни слова, потянула за собой в дом.
Они миновали внутренний двор, где уже царили сумерки, и оказались в малом святилище. Огонь трепетал в медных и каменных плошках, по углам дрожали тени. У дальней стены стояла статуя богини — украшенная тканями и драгоценностями она казалась почти живой в неверном свете. Лабарту положил перед ней свое подношение.
— Сейчас ты утолишь свою жажду, — пообещала Инанна-Атума. — Подожди.
Потом повернулась и скользнула к двери. И походка ее была такой стремительной и легкой, а браслеты на запястьях и щиколотках звенели так напевно… Лабарту не сумел удержать слова, они вырвались сами собой:
— Ты танцуешь?
Инанна-Атума оглянулась, застыв на пороге.
— Все жрицы Инанны танцуют, разве ты не знаешь? — проговорила она. — Подожди, я сейчас вернусь.
Лабарту кивнул и опустился на циновку. Закрыл глаза, пытаясь не замечать иссушающий холод жажды.
Она танцует.
Это Лагаш.
И, против воли, воспоминания потекли одно за другим, и остановить их не было сил.
2.
Он увидел ее в полнолуние, в праздник. Она танцевала на вершине лестницы перед храмом, под музыку флейт, барабанов и гонгов. Украшения сияли, развевались полы вышитой одежды. Шубад, жрица Нанше. Она была на восемь лет старше Лабарту и казалась ему тогда самой прекрасной женщиной в мире.
Он думал: «Я демон Лагаша, никто не посмеет отказать мне», но сердце билось часто-часто.
На следующее утро Лабарту отыскал ее. Знал, что каждый день возлагают на алтарь Нанше свежие цветы, и собирать их — работа храмовых женщин. Потому дождался, когда Шубад выйдет из храма, и остановил ее в безлюдном переулке.
Шубад сменила платье — вместо праздничного наряда оделась в простую льняную рубаху. Украшений на ней почти не было и волосы, вчера волнами взлетавшие под звуки музыки, сегодня были свернуты в узел и заколоты на затылке.
Но Лабарту не перепутал бы ее ни с кем, она казалась ему прекрасней всех женщин Лагаша.