Страница 113 из 118
Проведу здесь вечер и ночь, пока не настанет пора выходить на охоту.
Но не пришлось.
Солнце еще не опустилось к закату, когда Лабарту вернулся.
Отзвук чувств хозяина коснулся души, и Ишби был рад, что не ощущает их так ярко, как прежде.
Лабарту поднялся по тропе и остановился у порога. Тонкая ткань рубахи на вороте пропиталась кровью, и следы той же крови были на губах хозяина. Мгновение он молчал, а потом повернулся к Ишби и сказал:
— Не могу оставаться здесь. Сегодня же — уйду.
И скрылся в доме. А Ишби не пошел за ним, вновь ждал, надеялся, что хватит сил задать вопросы, узнать. Но по-прежнему давила тревога, и мысли, как и мир, рассыпались песком.
Лабарту откинул дверную занавесь, вышел, и Ишби поверил, что и впрямь хозяин собрался в дальний путь. Ведь вместо богатых одежд Баб-Илу была на нем белая длинная рубаха, и перепоясался он простым поясом, без узоров, без бахромы.
Неужели и вправду... прямо сейчас отправляться в дорогу?
Лабарту стряхнул с рук тяжелые браслеты, снял амулет с шеи, вынул золотые серьги и вдел простые, медные, — змеи кольцами свивались на них. Дорогие украшения спрятал в пояс, набросил на плечи плащ из грубой ткани — и неотличим стал от сотен странников на дорогах.
— Ишби, — сказал Лабарту. — Этот город теперь не мой. Зу и Хинзу получили, что захотели, а я ухожу. Ты пойдешь со мной или останешься здесь?
Он спрашивает меня?
Ишби молчал. Не мог поднять глаз, не мог сказать того, что было на сердце.
— Хинзу звал тебя под защиту, — продолжал Лабарту, и эхо чувств его, темных, горячих как угли под золой, волнами накатывало на Ишби. — Выбирай, что будешь делать — останешься здесь или пойдешь со мной.
Я должен выбрать?
Ишби зажмурился, закрыл глаза ладонью. Сделал глубокий вдох — и слова сами сложились, заговорил без труда:
— Здесь моя жизнь, я не хочу уходить. Даже если б не было здесь для меня защиты, я хотел бы остаться в Баб-Илу.
Ждал гнева, ждал объяснений и уговоров, готов был вновь и вновь повторять свои слова. Но было тихо и пусто, — Лабарту не отвечал, и чувства его затихли, ни отзвука не приходило от них.
Ишби открыл глаза, встретил взгляд хозяина. Тот смотрел растеряно, словно не верил.
Это... мой хозяин?
— Я останусь здесь, — сказал Ишби и поклонился. — Спасибо, что дал мне выбор.
— Ты почти свободный, — отозвался Лабарту. — Оставайся, раз решил так. — Шагнул навстречу, обнял Ишби, но тут же выпустил, не дав сказать ни слова. — Живи здесь счастливо.
И, повернувшись, зашагал вниз по тропе.
Так просто ему уйти отсюда?
Ишби хотел заговорить, крикнуть вслед, — сказать, что благодарен за новую кровь и жизнь, пожелать легкой дороги, спросить, куда Лабарту держит путь. Но хозяин шел, не оборачиваясь, все быстрее уходил, все дальше.
Так просто ему это...
Ишби отвернулся, сдерживая горечь, взглянул на город. Время не станет ждать, и лучше добраться до стен Баб-Илу до того, как закроют ворота.
3.
Эти люди пришли издалека. Лабарту сидел возле их костра, пил пиво из глиняной чашки, и горький ячменный привкус оставался на языке и в горле. Люди были приветливы, и говорили много, но наречие казалось едва знакомым, — так странно звучал говор, так часто мелькали в нем чужие слова.
Это было малое кочевье, и лошадей здесь паслось больше, чем овец. Невиданные раньше талисманы раскачивались над входами в шатры, и лагерь разбит был по-иному, не так, как привык Лабарту.