Страница 12 из 118
1.3. На спуск!
Языки снега перестали попадаться примерно через час беспрерывного спуска, через два закончилась зона альпийских лугов. Теперь Дик продирался сквозь заросли дикой ежевики в поре ярой спелости. Его руки, губы, да чего там, и уши, вероятно, были иссиня-фиолетовыми, а он все не мог остановиться, такой ежевики он не едал с детства.
Дик решил спускаться по западным склонам, чтобы хоть мельком, на ходу, коснуться струй заветной Золотинки. Он уже понял, что спустится едва-едвак отправлению монорельсового, но не жалел о своем броске.
Сидеть в жидкой тени опоры и созерцать хлипкие клочья тумана, карабкающиеся по жесткой, белесой траве? То ли дело этот бег по склонам и распадкам!
Есть до сих пор не хотелось, впрочем, еды с собой было предостаточно. Он взял обычный походный припас, и даже термос с чаем. Шел он к Золотинке, мечтая провести с нею день. Один июльский день над вязью ее струй, попивая чаек и размышляя. Золотинка волшебная речка детства. Хотя, какая там речка, так ручеек по руслу, которого перекатываются беломраморные и красногранитные округлые камешки. Круглые камешки, как бусы сказочной красавицы, оборвавшей низку над рекой.
Но были там и валуны посолиднее, окатанные тысячелетним вержением искристых струй.
Заросли боярышника спускаются по склонам прямо к потоку. Жаль не осень. Терпкий и бархатистый вкус сочной боярышниковой мякоти вдруг вспышкой ожег ему язык и нёбо.
Что! В горсти уже не ежевика? Дик выплюнул косточки боярышника и огляделся. Ежевичник сменился боярышником. Боярышником, усыпанным спелыми плодами! Спелыми, в середине июля? Склон вроде западный… Какая разница! Боярышник в горах цветет в начале июня, а уж плодоносит не раньше сентября! Или он подзабыл?
Он не был здесь с детства, со дня смерти отца… Дик закрыл глаза и воспоминание обрушилось на его плечи как внезапный ливень…
***
— Парень, твоя тень попала на место краеугольного камня…
— Ну, и что?
— Да так, — старик монтажник вяло пожал плечами, — Сделай шаг в сторону…
Дик четко помнил, как выглядели их длинные тени на дне ущелья. Отец усмехнулся и подмигнул сыну. Ему было не страшно, совсем не страшно.
— Отойди, парень, — продолжал монтажник, — Сейчас начнут заливать бетон.
— Да при чем тут моя тень? Чему она мешает?
— Ну, смотри, я предупредил…
Плотину возвели тогда на редкость быстро — за лето. Когда они с отцом свернули свою палатку, как раз поспел боярышник, а форель ушла. Плотина перегородила ущелье серой монолитной громадой. Отец сказал ему:
— Скучно здесь стало, поехали, Дик, к маме…
Свидетели происшествия, пожилая супружеская чета, привезли, онемевшего от горя Дика, к маме. Он едва смог назвать адрес. А отца… отца увез патруль спасателей на вертолете.
— Удивительно, как это мальчик не пострадал!
Женщина, думая, что он спит, зашептала мужу.
— Будь она хорошей матерью, провели бы они здесь вдвоем в палатке все лето?
— Это не наше дело, Мардж!
— Джон?
— Мы не вправе, Мардж!
— Дж-о-он?
— Он не щенок и не игрушка!
Мать, необыкновенно бледная и неестественно спокойная, держа его на руках, вежливо благодарила мужчину.
— Спасибо, что привезли сына… Да, очень вам признательна… Да, мы очень вам признательны…
Они вскоре переехали. Дику запомнилось, что мать произнесла те же слова.
— Мы переезжаем, Дик, здесь стало скучно…
***
Дик тряхнул головой, с усилием отгоняя воспоминания. Кто знает, может здесь растут еще какие-нибудь сорта боярышника. Он продолжил спуск, наслаждаясь внезапной прохладой и свежестью.
Со дна ущелья веяло душистым и влажным воздухом. Речка близко, понял Дик и удивился тому, что не слышит ее. Боярышник оборвался, как обрезали и теперь травянистый и, неожиданно крутой склон, испещряли редкие кустики можжевельника с изогнутыми, причудливо переплетенными стволами.
Ниже стлался волокнистый туман, сквозь который просматривался густой лес.