Страница 114 из 118
Зимним утром Дик, как всегда поцеловал Мирабель едва только ее ресницы выдали ему ее пробуждение.
- Дик, тебе пора, - шепнули любимые губы, и он застонал в неизбывной, смертной тоске, - Вот как, любимый, это и есть твой прощальный подарок?
- Мирабель!
- Иди, иди. К твоему приходу Золотинка проснется….
Под окном спальни младший сын, Дик, выводил коня. Дик старший услышал негромкий голос сына, ворчливо укорявший иноходца. Значит, еще вчера Мирабель все сказала детям.
- Иди же, иди, мне так трудно с тобой прощаться! Там, на нашем встречном дубе с омелой, в укрытии, ты найдешь мой забытый плащ, взамен твоего, возьми его на память. А свой оставь мне, как и собирался…
В неверном утреннем свете, под драгоценным пологом его жена выглядела неожиданно юной, но ее вид не порадовал Дика, а наоборот встревожил. Мирабель будто таяла, растворяясь в утренних сумерках.
- Мирабель, а если ты ошиблась?
- Нет, Дик, я не ошиблась… - тихо прошелестела Мирабель, как будто сквозь скрадывающий ее предсмертный сумрак.
Дик, против воли, повиновался, как будто поток времени, упругий, как стремнина в Золотинке уносил его прочь от любимой, но на этот раз он оглянулся.
- Я забыл, что ты потеряла в тот день, когда Дик провалился под лед?
Она улыбнулась, и отблески того давнего, счастливого смеха, в один из счастливейших дней их жизни, осветили ее лицо. Дик затаил эту улыбку, сомкнув горячие веки.
- Если бы тебе пришлось начать все сначала, Дик? – донесся до него ее слабый голосок.
- Тысячи жизней, Мирабель, тысячи начал, с тобой…. С тобой, - ответил Дик, преодолевая подступавшие рыдания.
- И-ди …. же, и-ди!
Во дворе Дик потрепал по холке иноходца и передал повод сыну. Все старшие попрощались с ним еще вчера, как он понял теперь, желая ему спокойной ночи. Нового прощания не выдержало бы его сердце.
- Этот иноходец твой, сынок. Я пойду пешком, здесь, в сущности недалеко… Нет, не провожай, мама ждет вас всех, мама…
Эту страну Дик за жизнь не раз обошел и объехал из конца в конец и наяву и в самых сладких снах. Действительность почти всегда превосходила грезы. Век без печали. В общем, да, по зароку. Но потери и печали все же были, за такую длинную и такую скоротечную жизнь.
***
Первая потеря – Сумеречный, Дик попытался отогнать воспоминания, рана от потери побратима так и не зажила. В тот год они отражали натиск нежити, прорвавшей кольцо на островах. Бои длились сутками, ни свет дня, ни мрак ночи не служили преградой нападающим. Жители островов, давно отчаявшись, покидали места сражений кто на чем, на плотах, узеньких лодчонках, катамаранах. Королевский флот прибыл к островам жестко потрёпанный штормом. Высадившийся десант сразу ринулся в бой. Тогда с ними была и Мирабель, ее серебряные стрелы косили метаморфов, нанося нежити существенный урон. Песок пляжа был обагрен кровью людей и оплавлен испарившейся сущностью сраженных нелюдей. Серебряный меч Сумеречного разил врагов как заговоренный, Принца прикрывали верные слуги, отражая атаки щитами и амулетами. Там Дик впервые увидел и Виноградаря в бою и это зрелище не могли бы запечатлеть никакие баталисты. Герцог косил врагов десницей с двуручным полыхающим мечом, гвоздил их палицей в шуйнице, а когда палица переломилась, продолжал их гвоздить шипами кованой перчатки. Ратники герцога верещали и свистели, отгоняя нечисть какими-то всеми забытыми заклинаниями на странном кликающем языке.
Мирабель в горячке схватки вырвалась вперед и со скалы, выступавшей из волн песка, вела прицельный огонь, пока не кончились стрелы. Дик со своими матросами прорубался к ней, кляня ее норов и безрассудство, но первым к осажденной на скале прорвался все же Сумеречный.
Когда Дик наконец добрался до этого участка схватки, Мирабель плакала навзрыд, склонившись над принцем, а он едва успел что-то сказать ей, и Дик сквозь сгущающийся над полем боя мрак заметил как она кивнула. Гибель принца на поле боя на далеких от его Северного склона островах, как по волшебству прекратила нашествие. Метаморфы растаяли, будто клочья цветного тумана. Дик понял тогда, что это как-то связано – смерть праведника и поражение нечисти. Понял, но так и не смирился с гибелью своего побратима. Иногда он вспоминал свое частое общение с принцем, застолья, охоты, походы, морские прогулки и ему становилось немного легче. Но то обстоятельство, что никогда больше не зазвучат под небом серебряные раскаты смеха принца, навсегда окрасило светлые воспоминания о нем неизбывной грустью.
Особо грустил Дик, вспоминая Рональда, который покинул этот мир вскоре после Сумеречного. На этот раз они сражались с проклятыми пиратами, подлостью своей далеко превосходившими прежних. Пираты напали на корабль Рональда, когда Дик навещал друга, застолье пришлось прервать. Тогда они в схватке оказались вдвоем с Рональдом против скопища головорезов. Спина к спине у мачты. Когда матросы с флагмана пробились к ним, раны Дика, хоть и серьезные все же не были смертельны, к сожалению раны синеглазого Рональда оказались неизлечимы. Только лица, все еще юного и прекрасного не коснулось подлое железо. Сыновья Рональда выросли в семье Дика и Мирабель. Вдова Рональда, не в силах смириться со смертью любимого, приняла постриг.
Герцог Виноградарь ушел не в бою. Тихо уснул в своей постели. Мирабель, уже дождавшаяся первого внука к тому времени, рыдала, как мог бы рыдать только тринадцатилетний Снейки над телом любимого дядюшки. Дик тогда еле оттащил ее от свежей могилы. Крестьяне никогда не забывают своего герцога, первое вино, каждого нового урожая добросовестно возливают на могильную плиту с лаконичной надписью «Виноградарь».
Фредерик… Его судьба долго была неизвестна его близким. Посольство, возглавляемое им, исчезло в коварных и лукавых заморских странах. Отправился на поиски друга поэт Лесли. Через полгода странствий он привез на родину останки. Что уж там Лесли «порешал» с заморским двором, осталось его тайной, но только ответное посольство не замедлило явиться ко двору Ричарда с изъявлениями высочайшего сожаления и целым караваном ларцов с драгоценностями. Король даже не открыл не один из них. Своего Фредерика он не променял бы ни на какие сокровища вселенной. Дети Фреда, парни-молодцы и девушки-красавицы, на всех королевских приемах были заводилами, король избаловал бы племянников и племянниц, как только мог, если бы не строгая мать, не дававшая им спуску.