Страница 64 из 75
XXXXX
Лукерий не сводил глаз с напольной вазы. Хотя глаза его и были на ее узорчатом верхе, мыслями он был погружен в события прошедших дней.
«Виталий Терентьев…один из немногих не посещал занятия…».
На белый листок падали капли. Ручка на мокром листе плохо писала. Лукерий давил сильнее и сильнее на рвавшийся листок…
Александр Ильич не выдержал этого печального зрелища. Он осторожно забрал бумагу у рыдающего Лукерия.
«Страшная история творится у вас», - повторял военный комиссар, прибивший на место преступления спустя полчаса. Расхаживая по «бархатному» кабинету, бросал косые взгляды на статуэтки и фарфоровые блюдца сервиза. Лысина блестела первыми лучами утреннего солнца, вышедшего из-за горизонта.
Ничем не примечательное утро остановило лицей, словно огромный поезд, который вез ценные грузы.
И не довез лишь один.
«…Увлекался живописью, но скрывал это даже от близких друзей…».
«Что теперь будет с лицеем, Александр Ильич? Скажите, не томите…».
Степан Богданович, опередивший комиссара на пару минут, едва верил случившемуся.
Мое лицо вставало перед ним, словно наваждение.
«Что будем делать с лицеем? О трагедии уже знают. Представляете сегодняшний ажиотаж? И недели не прошло с убийства гимназистки, а тут…За что? Кто?...».
«Вы уже сообщили матери?» - спросил, придя в себя, Лукерий.
«Еще нет…Как ей сообщать такое? За две недели потерять двух близких людей…».
Шольцер вскочил с кресла, пытаясь скрыть лицо в компании взрослых мужчин.
«Простите, Степан Богданович…».
Настенные часы показывали 6 утра. Лицеисты, предполагал Александр Ильич, не спавшие до рассвета, под утро угомонятся и уснут. Занятия было решено перенести на 12 часов.
Если не отменить вообще.
Однако весь лицей сейчас на ногах.
Все проснулись, повыходили из комнат и, узнав, что случилось, больше не спали. Совсем.
Особо любопытных закрыли в комнаты на замок. Меня, как главного свидетеля, не пустили даже собрать вещи.
Я провел ночь в компании одиноких стен Овального.
Где гул бессонных сов не давал мне сомкнуть глаза до прибытия военного комиссара.
«Где, говоришь, нашел ты его записку?».
«На кровати в нашей комнате…».
«На кровати…».
Александр Ильич был на вид типичным следователем. Строгая одежда навевала серьезность и сосредоточенность.
Куда бы серьезнее, казалось…
«Скажи еще, Денис, когда вы его нашли, там, в лесу, он упоминал о ком-нибудь, кто может его…может причинить ему вред?».
Я сгустил брови.
«Нет, не упоминал…».
Я не ел со вчерашнего обеда. Голод проник в каждый сантиметр моего разрывающегося живота.
«Может у тебя есть подозрения, кто бы мог это сделать?».
«Нет подозрений…».
Услышав почти на все вопросы мой отрицательный ответ, Александр Ильич вышел из Овального слегка расстроенным.
Я не стал провожать его и побрел к кухне.
Коридоры сужались. Стены мне отчего-то вдруг стали казаться белыми, словно мел. Из запертых комнат слышались голоса. Лицеисты, наверное, такие же измученные, как и я, просились наружу.
Моя душа просилась наружу.
Попрощаться с ушедшим другом…
Я прятался под столом кухни, пока тело Виталика не покинуло стены лицея…
«На каникулы похоже…Такая тишина вокруг, аж эхо слышно».
Чей-то голос разбудил меня. Я открыл глаза и увидел большие женские ноги, обутые во что-то похожее на комнатные тапочки.
Заведующая столовой, скромная тетка Павловна, нагнулась ко мне, в мою напольную кровать под одним из столов.
Я проспал здесь несколько часов, даже не ощущая того, что сплю. Голод, видимо, растворился вместе со сном: изнеможение внутри прошло. Но Павловну не обманет это мимолетное чувство сытости: она опустила мне поднос со стаканом горячего чая и парой сосисок.
По ее длинной тени, осевшей на глухую стену, я понял, что наступил вечер.
«Так тихо в лицее теперь…Весь день хожу и чем заняться не знаю. Никто не пришел даже. Видимо, всех позакрыли, да?».
«Угу», - проговорил я, доедая мой, наверное, последний ужин.
«А как же ты вышел?».
Не стал отвечать. По моему мокрому лицу, видимо, было не ясно, кем я являлся убитому.
Само слово пугало меня. Ведь он буквально день назад весело сообщал мне о какой-то ерунде, о которой я даже и не вспомню. Задористо и ярко шутил на скучных занятиях.
И так красиво рисовал.