Страница 63 из 75
Спасибо, что не забыла обо мне. Мне так тебя не хватало…
Солнце давно зашло за громадины облаков. Хмурый закат освещал одинокую комнату. Наша тень вместе с нами расплескалась на узорах пухового пледа. Таня не торопилась убегать в гимназию: сегодня выходной, который она хочет провести с любимым человеком.
«У нас собираются открыть точно такой же поэтический кружок, как было у вас. У нас, точнее...Я слышала, его окончательно закрыли?».
Как бы я хотел ответить веселым «Конечно же, нет»: слепая надежда все еще жила где-то глубоко во мне.
«Думаю, как все уляжется, его возродят».
Таня – еще ребенок. Нет, она не носит банты и не играет в куклы.
Ей просто рано знакомиться с серьезной и грубой правдой жизни.
Его больше не возродят никогда.
Танины пальцы, словно ножки маленького человечка, ходили по моей груди. С каждым шагом мои губы приближались к ее подушечкам-ступням и, наконец, цель была достигнута: нос попал на растерзание к таниной ладони. Свободной рукою я отмахнул противника, лишь крепче обняв смеющегося «кукловода».
Таня медленно, но верно возвратила меня к жизни.
Я улыбнулся, смирившись с тем, что все хорошо.
Рядом со мной – она, а, значит, всё остальное отходит на второй план. Мои родители живы и здоровы – а, значит, никакая погода не собьет меня с пути. Мои друзья, кажется, снова стали друзьями – а, значит, никакие преграды не станут для меня непреодолимыми.
Я сделаю все, что бы Таня была счастливой.
Такие холодные, тонкие красные губы. Такие нежные пальцы. Я подхватил их. И больше никогда не отпускал.
Наше «никогда» длилось не дольше пяти минут. Тане нужно до полной темноты быть в гимназии.
На прощание мы не сказали ни слова. Мы наслаждались друг другом, как наслаждаются закатом: он скоро уйдет, погрузившись в глубокий сон. А ты никогда не забывай его. Ведь он столько оставил после себя. Помни его.
Он хотел сделать тебя счастливой.
Я вышел в коридор спустя час после таниного ухода. Решил оставить испачканную кофту. По телу пробежал ночной холодок: он будто бы ждал моего выхода из теплых объятий комнаты.
Осторожно наступая на каждую ступеньку, я медленно спускался вниз. Сторожа спали: они, намученные вчерашними «походами» имели полное право на сон. И я не решался его нарушить.
Свет, по моему удивлению, не горел, хотя должен был: первый этаж всегда освещается: мощный свет лампочки выходит за пределы окон, укрывая желтым глянцем поверхность земли.
Дверь в медицинский кабинет, состоящий из двух комнат, как показалось мне издалека темного коридора, была не закрыта на замок. Ее никогда не закрывали: ночью многим становилось плохо, и обязанностью медсестры является в любое время дня и ночи помогать заболевшим.
Довольно странно.
В кабинете свет тоже не горел.
Я осторожно нажал на ручку. Тьма окутывала всю первую комнату. Казалось, что все зло ночи в ней намного темнее и страшнее, чем на открытом, незащищенном участке улицы. Скрип открывающейся двери усиливал мое волнение.
Первая комната, небольшая, низенькая и неудобная, была заставлена до потолка коробками и приборами. Никто не знал, что в них, да и особо не интересовался. Мало кто вникал в жизнь этого белого лечебного островка посреди лицея.
Белые стены, сливаясь с черной атмосферой ночи, казалось мне, светились: вот-вот разольется свет по всему коридору, если открою я эту дверь.
Я мелкими шагами двинулся во вторую комнату.
Что-то блеснуло мне в глаза. Я подумал, что это свет луны отразился в окне, слегка освещая комнату. Комнату, в которой даже белые стены не создавали ощущения света.
На дальней кровати я заметил Виталика. Он лежал неподвижно. Слишком неподвижно.
Я подошел ближе.
Глаза засветило.