Страница 40 из 75
«Шикарно выглядите, Маргарита Николаевна», - сказал я и поцеловал ее белую ручку, не отрывая взгляда от входной двери.
«Ты мне льстишь, Денис. Но все равно спасибо», - ответила Марго и улыбнулась своей удивительно длинной улыбкой, через секунду спрятав ее под тонкой тканью веера.
До Чтений оставалось менее получаса. И Таня, как мне показалось, уже не придет. А если и пришла, то давно ведет беседу с каким-нибудь старшекурсником. Он рассказывает ей о своем будущем, а она уже решает, где им сыграть свадьбу. Мне не повезло, а что с этим поделать? Все равно ведь встречу ее глаза, кружась в танце…
Я решил показать Марго наш лицей. Она с удовольствием приняла мое предложение, и мы поднялись на второй этаж по крутым лестницам, откуда я и начал свою экскурсию. Я рассказывал ей о том, как было трудно поступить мне, одиннадцатилетнему парню, о том, как не любил учителей и забрасывал учебу. О том, как получал потом линейкой по голове за невыполненный урок и уходил в комнату в слезах и истерике. О том, как написал первое стихотворение, вернувшись после первого урока литературы….
Публика понемногу стала занимать свои места. Кавалеры, простившись с дамами сердца, вернулись к предписанным креслам и ожидали представления, ежеминутно поправляя бабочки на своих шеях.
«В добрый путь, поэт!» - пожелала мне удачи Маргарита. И я ушел.
XXVIII
Восторг – слово, наиболее подходившее к описанию наших лиц, выглядывающих из высоких красных кулис.
Начало Чтениям было положено директором, губернатором и нашим духовным наставником. Вся эта троица, выйдя на центр сцены, после небольшой речи Степана Богдановича торжественно открыла Пушкинские Чтения. Нескрываемая радость Лукерия, вернувшегося за кулисы к ожидающим лицеистам, передалась и нам: волнение отступило и дышать стало легче. Но часто подглядывающий в зал Женя пугал нас, что публика растет! С каждой минутой зал пополняется новыми зрителями, а свободных кресел скоро не останется вовсе. Не Петербург - вся Россия пришла, чтобы узреть величие поэзии!
И город аплодировал каждому, да как аплодировал! Барабанные перепонки трещали от грохота хлопков! И море, море улыбок – самая лучшая награда – выходило из берегов лицея.
Наши гимназистки сидели в середине зала. Иногда, увидев выглядывающие головы Антона и Кирилла, они визжали от непонятного восторга! Зал поддерживал их. Поэтому даже в минуты неловких пауз и запинок звучали аплодисменты.
Уже несколько чтецов «отстрелялись». «Вольность», «Зимняя дорога» в исполнении Жени и Солтана прошли «на ура». Их слезящиеся от света глаза говорили всё: стоит тебе сказать первое четверостишье на сцене – и ты уже прекрасен!
Столько эмоций я никогда ранее не испытывал!
А моя минута славы все близилась. Стихотворением «Мадонна» - моим стихотворением - заканчивался цикл Пушкинских стихов и следом шел Милан – положить началу чтениям произведений самих авторов-лицеистов. Они и были элитой всего вечера. Ради них и пришел сюда весь Петербург. Я страшно нервничал. Пот стекал по моим щекам и блестел, отраженный светом. Стихотворение я зазубрил до того, что на секунду забыл, кто автор: главное – не впасть в беспамятство посреди сцены!
Погода была прекрасная: нежаркий июньский денек не мучал нас палящим солнцем, вечерний холодок проник в лицей сквозь открытые окна. Солнце словно притаилась там, у себя в облаках, и наслаждается.
«Мадонна». Читает лицеист восьмого курса Денис Серцев» - услышал я. Услышали все.
В первых рядах что-то бурно обсуждали. Видимо, моё имя запомнили читатели газет. Но публика ждет Пушкина, не так ли?
Я остановился. Облюбовал взглядом переполненный зал и…
Неожиданно звонко прозвучали первые строки.
Второе четверостишье лилось мелодичнее и спокойнее. Смотрев на лица сидящих, я видел одобрение, а значит все было хорошо.
Я ловил взгляды гимназисток. Они с замиранием сердца, повторяя за мной окончания строк, помогали мне не сбиться и не остановиться.
На последней строфе, чувствуя, как заканчивается мое дыхание, я махнул рукой - и слова вылетели сами!
Аплодисменты не заставили себя ждать.
Я вдохнул кубометр воздуха в свою опустошенную грудь, помочил сухие губы. Как же было хорошо! Сколько сил придавала энергия зала! Что могло быть лучше достойной похвалы твоим многодневным и многоночным трудам!?
Милан уже готовился к выходу. Слишком много аплодисментов одной персоне. Он стоял за кулисами, ожидая моего последнего поклона. Но я не кланялся. Я сделал шаг вперед:
«С вашего позволения прочту вам стих собственного сочинения».
Кулисы ослепли.
Зал же с одобрением «кивнул» мне. Дамы поправили свои подпрыгивающие шляпки.
Сознание моё помутилось. Я представил, что сплю. На секунду закрыл глаза и, сделав глубокий вдох, заговорил:
На тебя мне смотреть
Мало.
На тебя мне смотреть
Надо,