Страница 5 из 7
— Аф, здраф-ствуйте… — мягким басом начинала Долли. — Я обычно считаю овечек: раз овечка, два овечка, три овечка… сорок восемь плюс девять овечек… двадцать семь минус пятью пять… делить на дважды две овечки… Блошки быстро устают от арифметики и как подкошенные валятся с ног.
— Бух!!! Бах!!! — гулко слышалось в трубке. Это дружно опрокидывались кверху лапками сонные блошки. И счастливая собака похрапывала всласть.
А в телефоне — новые вздохи:
— Алло! — досадовала в трубке кенгуру. — Помогите, дорогая Шуршула! Надежда только на вас. Все мои блошки спят до одной. Да и сама я давно бы уснула — от кончиков ушек до края хвоста. Но в сумке шалит кенгуренок! У бедного режутся зубки…
— Ух-ух! — принималась за дело Шуршула. — Ваш ребенок привит от зевоты?
— Нет, а разве зевота заразна? — удивлялась в ответ кенгуру.
— О, конечно! И очень полезна! А особенно для растущих молочных зубов! Давайте-ка зевнем на вашего малютку все вместе — вот ТАААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААк!
И радио «Тсссс-пшшшш FM» зевало.
Да так сладко, что просто… хррррррррррррр… пшшш…
ВАССА,
или
Ночной директор
ОВА ВАССА работала ночным директором на большом продовольственном складе. Вообще, ночным директором называют сторожа. В обязанности Вассы входила охрана склада и всего, что там хранилось.
От кого охрана? — спросите вы. И я вам отвечу — ото всех!
От мышей, котов, собак, волков, ворон, медведей, людей, которые могли взломать замок, или перепилить решетки, или сделать подкоп.
По ночам Васса совершала регулярные облеты склада. В первое время она кричала: «Уху! Уху!..»
Но никто ее «Уху!» не боялся. Некоторые даже думали, что их приглашают на уху. И тогда сова освоила разные звуковые приемчики.
Когда на склад лезли мыши за сыром, она мяукала.
Если появлялись непрошеные коты — лаяла. Прибегали собаки — выла волком, а если уж волки — то кричала человеческим голосом:
— Стой, стрелять буду!
И щелкала клювом, будто взводила курок…
Сова поставила на крыше конуру с круглой дыркой. Получилось такое уютное дупло:
— Мяу-мяу, гав-гав, у-у-у, стой, стрелять буду! — голосила Васса из своего конурного дупла.
Она научилась подражать сигнализации, а когда на склад лезли самые отпетые воры и взломщики, имитировала звуки пистолетных выстрелов и пулеметных очередей:
— Тыц! Дыц! Тыдыц! Пиу! Пиу! Тра-та-та-та!
Даже бандиты с железными нервами разбегались, как тараканы.
Кстати, тараканов на складе тоже не было. Васса нашла управу даже на муравьев, которые преступной колонной топали к мешкам с сахарным песком. Для этого сове пришлось выучить боевой крик муравьеда.
Настоящий директор склада нарадоваться не мог на свою ночную заместительницу:
— И сама не крадет, и другим не дает!.. Если в наше время у кого и есть совесть, то только у сов! — говорил он.
Но однажды утром Васса влетела в кабинет директора и сообщила:
— Меня пригласили в кино…
— В кино? — удивился директор. — И что ты там будешь делать?
— Озвучивать фильмы, — объяснила Васса. — Я умею мяукать, лаять, выть, стрелять, шуршать, греметь, кричать орлом, соколом и совой…
Директор сильно опечалился:
— И где я найду еще такого талантливого сторожа?
— Возьми какого-нибудь попугая, — посоветовала Васса. — Они неплохо звукоподражают, и голоса у них громкие!
Директор так и сделал. Пригласил на место совы большого бразильского Ару. Но новый сторож умел кричать только: «Ворры! Рразбойники! Карраул!» и «Стой, стрелять буду!»
— Ничего, он просто молодой и местами зеленый. Со временем научится, — прощаясь, сказала Васса.
С тех пор ее никто не видел. Говорят, теперь сова работает на самой большой студии в Голливуде, где озвучивает боевики, мелодрамы и мыльные оперы. И если вы смотрите фильм, где отлично грохочут выстрелы, натурально ржут лошади, правдоподобно шумят фонтаны или гениально скрипит дверь, знайте — это работа Вассы. Это она щелкает кастаньетами, разговаривает на марсианском языке и поет за известных певцов…
Да так здорово, что любо-дорого послушать!
ЛЮСИНДА,
или
Предрассветная муза
ОВА ЛЮСИНДА работала музой у поэта. Муза — это такая фея, которая прилетает по ночам и навевает вдохновение. А вдохновение — это такая волшебная сила, которая творит чудеса. Например, чудесные стихи. Но однажды, уже перед самым рассветом, Люсинда слишком сильно взмахнула крыльями, навевая на поэта вдохновение, — и все его чудесные стихи вихрем вынесло прямо в открытое окно и размело на разные стороны света.
— Ах! — воскликнул поэт, который жил на пятнадцатом этаже и не мог тут же выбежать на улицу, чтобы собрать свою рукопись. — Что ты наделала, Люсинда! Я только что закончил великолепную поэму, которую сочинял всю жизнь! — Прямо в домашнем халате и одной тапочке он бросился к лифту, но, спускаясь, застрял на втором этаже.
Люсинда, конечно, сразу выпорхнула в окно за разлетевшимися страничками, но своим маленьким кривеньким клювиком смогла подцепить лишь одну, на которой было написано: «КОНЕЦ».
Тут на улице хлынул такой сильный ливень, что размыло весь двор и не осталось никакой надежды собрать оставшуюся поэму.
Люсинда влетела в подъезд. Тут лифт, очнувшись, спустился и открыл двери. Но там уже не было поэта, а была только его старая тапочка с дыркой на самом носу. Люсинда заглянула в дырочку, но поэта в ней не увидела.
— Ах, Люсинда, что ты наделала! — проворчала тапочка голосом пропавшего поэта. — Сколько раз тебя просить! Не засыпать на моем ноутбуке! Только посмотри, что ты напечатала: «КОНЕЦ» — разве это подходящее начало для новой поэмы?! И верни, пожалуйста, мышку на коврик! Она не живая, а компьютерная. Ох уж эти мне музы. Одно сплошное беспокойство с ними, а не вдохновение.
Тут Люсинда проснулась, на секунду открыла глаза и увидела перед собой любимого поэта.
«Нашелся…» — с легким сердцем подумала она и снова погрузилась в дрему, убаюканная первыми лучами рассвета.
— Не беда, что уснула, — улыбнулся поэт. — Это у нас, людей, говорят: утро вечера мудренее. А у муз все СОВсем наоборот.
МАРФА,
или
Дирижер тишины
РАННЕГО ПУХОВОГО ДЕТСТВА сова Марфа любила музыку. Неважно, какая это музыка была: соловьиный джаз или хоровые песнопения лягушек, нежные симфонии сверчков или прощальные романсы улетающих журавлей — все приводило юную сову в восторг и толкало к занятиям музыкой.
Неудачи начались уже в музыкальной школе. Марфа пробовала играть на гитаре и арфе, но острые когти рвали струны. Педагоги так и говорили: