Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 82

— Он попросил меня выяснить, может ли он каждый день уделять время своим молитвам или чему-то еще, — вставил Телдин.

— Я уже думал об этом, — сказал ему Элфред. — Я подумал, что, может быть, он будет оказывать помощь нашим рулевым своими заклинаниями. Кто знает, может быть, он даже научится ориентироваться по звездам и поможет нашему навигатору. Большой человек встрепенулся. — Вы, наверное, знаете старую поговорку — «Лучше дыра в корпусе, чем гном за столом с навигационными картами», но я думаю, что Сильвия сможет удержать его в узде.

— А что для меня?

Элфред широко улыбнулся. — Вы можете стоять на вахте вместе со мной. Когда ваша Дана не ругала меня, она рассказала мне, как хорошо вы стреляете из арбалета. Он наклонился вперед и ткнул железным локтем в ребра Телдина. — Думаю, вы произвели впечатление на эту леди, Телдин, мой мальчик.

Телдин громко рассмеялся. — В ваших мечтах,— ответил он.

*****

Распорядок службы на борту корабля «Зонда» сильно отличался от того, что был на борту «Неистощимого», как это быстро обнаружил Телдин. Во-первых, это была строгая дисциплина. Для корабля в космосе нет такой вещи, как день и ночь, но дневные существа, такие как люди, лучше всего работают в регулярном цикле продолжительностью двадцать четыре часа. Таким образом, корабельный день делился на три вахты, каждая из которых длилась восемь часов. В любое время дня и ночи основные позиции экипажа были полностью укомплектованы. На баке и корме всегда дежурили впередсмотрящие, канониры всегда находились возле своих орудийных башен, а в штурманской рубке на носу корабля всегда находились, по меньшей мере, два офицера. В состав команды входили трое рулевых, так что один из них всегда бодрствовал и сидел при главном руле, расположенном на нижнем мостике. Сорок пять членов экипажа, из пятидесяти, включая Телдина и гномов, несли одну вахту из трех, так что у всех было по шестнадцать часов сна и отдыха из каждых двадцати четырех часов. Единственными исключениями были Элфред и Эстрисс, которые, казалось, постоянно находились на мостике или бродили по кораблю, а также рулевой и старший штурман Сильвия.

Телдин видел Сильвию только издалека, и еще не имел возможности поговорить с ней. Эту ситуацию он обещал себе исправить при первой же возможности. Она была наполовину эльфийкой, стройной и гибкой, как ива. У нее было тонко очерченное лицо с бледной гладкой, как шелк, кожей. Телдин никогда не видел, чтобы она по-настоящему улыбалась, но всегда казалось, что она вот-вот улыбнется, и у нее была привычка зачесывать назад свои струящиеся серебристые волосы, которые он находил очаровательными. Каждый раз, когда он находил какой-нибудь предлог посетить штурманскую рубку на грузовой палубе, она была там, изучая какую-нибудь карту или обсуждая курс корабля с Элфредом или Эстриссом.





Трапезы подавались с восьмичасовыми интервалами, и не было никакой разницы между утренним, дневным или вечерним рационом. Как это могло быть, когда одна треть экипажа только что встала, одна была на вахте, а третья готовилась лечь спать? Члены экипажа, стоявшие на вахте, ели на своих постах; те, кто был свободен от дежурства, ели на двух камбузах. Один из них располагался на корме, прямо под кормовой башней, другой — в проеме, который тянулся от левого борта главной палубы ближе к носу. Хотя он традиционно предназначался для офицеров и старших членов экипажа, Элфред заверил Телдина, что тот может питаться здесь, когда не стоит на вахте. Телдин с радостью принял это приглашение. Офицерский камбуз, или «кают-компания», как его называют в военном флоте, мог похвастаться большим овальным иллюминатором из толстого стекла. Это был один из «глаз», которые Телдин заметил, когда впервые увидел корабль, и из него открывался захватывающий вид на усеянную звездами пустоту, сквозь которую плыл корабль. Телдин быстро обнаружил, что есть что-то почти волшебное в том, чтобы сидеть в теплой, освещенной фонарями комнате и смотреть в холодные просторы космоса. Когда он не был на дежурстве или не спал, его часто тянуло либо на камбуз, либо в офицерский салон на противоположной стороне корабля.

Единственным членом команды «Зонда», который никогда не питался с командой, был сам капитан. Каждый день Эстрисс проводил по нескольку часов в своей каюте, и о том, чем он там занимался, среди экипажа ходили разные слухи. Некоторые говорили, что он никогда не спал, а просто проводил время, изучая старые свитки и какие-то заплесневелые вещи, которые он хранил в сундуке под своим маленьким столом. Другие утверждали, что он проводил время в полусне, с открытыми пустыми белыми глазами, а сам висел на расстоянии вытянутой руки над своей койкой. Единственное, что никогда не было предметом обсуждения, — это привычки капитана в еде… особенно после того, как кобольд больше не появлялся на корабле.

Телдин имел возможность встретиться и поговорить с другими членами команды. Это происходило каждый день в носовом камбузе, во время трапез, которые, к его удивлению, были непревзойденно вкусными. Хотя ни один из собеседников не был так общителен с ним, как Элфред, он нашел двоих, готовых скоротать время в беседе. Одним из них был Свеор Тобрегдан, наемный воин, который присоединился к кораблю почти так же, как и Элфред — в качестве альтернативы тому, чтобы его голова не рассталась с шеей, и теперь он был вторым помощником и непосредственно ниже Элфреда в цепочке командования «Зондом».

Вторым был Валлус Лифбовер. Валлус был высшим эльфом, родом из мира Эрт, находящимся в Грейспейс, и магом, обладающим некоторой властью и репутацией. Хотя эльф, казалось, предпочитал слушать, а не говорить, Телдин сумел вытянуть из него тот факт, что он поступил на борт «Зонда» в качестве рулевого просто потому, что ему было любопытно узнать об остальной вселенной. — После пятисот лет изучения мира Эрт, — тихо сказал ему седовласый эльф, — я пришел к выводу, что еще пятисот лет будет недостаточно, чтобы узнать все, что нужно знать о моем доме. Я посмотрел в небо и понял, что там есть и другие миры. Именно тогда я решил, что мне будет приятнее узнать что-то о многих мирах, чем все об одном.

Восьмичасовая смена Телдина обычно включала в себя нахождение на носовой платформе рядом с носовой катапультой с арбалетом гномов в руках, сканируя пространство в поисках потенциальных врагов. Это было бы невыносимо скучно, если бы не разговоры с другими членами экипажа. Ему никогда не приходилось высматривать врагов и стрелять из арбалета, что было очень кстати, подумал он, поскольку первые два точных выстрела, вероятно, были не более чем удачей.

Итак, на четвертый день после того, как они присоединились к экипажу «Зонда», Телдин стоял на своем посту, облокотившись на поручень, и смотрел на планету Зивилин, проходящую по правому борту. Именно Хорват впервые упомянул об этой планете в разговоре с Телдином в первые дни его пребывания на борту «Неистощимого» и описал удивительную красоту гигантского шара. В то время Телдин отнес описание гнома на попытку внушить благоговейный трепет «любителю ходить по грязи». Теперь же он должен был признать, что Хорват не воздал этому миру по заслугам.

На таком расстоянии Зивилин занимал почти половину поля зрения Телдина. Это был огромный шар, испещренный всеми цветами палитры безумного художника. Мириады полос, каждая своего оттенка, окружали планету. Некоторые из них были широкими полосами, другие — тонкими, как волос. Края более широких полос были волнистыми, неспокойными, а некоторые из более мелких полос казались почти сплетенными. Хотя никакого реального движения не было видно, так как корабль находился слишком далеко, но ощущение хаоса, бешеного движения и действия катастрофических сил было почти ошеломляющим. В верхнем полушарии планеты, рядом с правым краем диска, виднелась спираль, которая могла быть только каким-то штормом. Более темный, чем окружающие облака, этот вихрь состоял из следов многих расцветок, размытых вместе, как размазанные краски. Это было похоже на шторм, который Телдин видел над Кринном, когда дредноут гномов выбирался из атмосферы, и по сравнению с диаметром планеты выглядел едва ли больше. Однако Элфред сказал ему, что весь мир Кринна может исчезнуть в вихре этой бури, не коснувшись ни одной из его сторон.