Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 15

– Где эта корова?

Попутчица Наташа, произнесшая эти слова, похоже, была уже при солидном градусе нетрезвости. Ника, не обнаруживая свое пробуждение, тихо лежала на полке, отходя от отвратительного сна, в котором скрываемая ею кровожадность проявилась с ужасающей ясностью.

Наташа меж тем что-то втолковывала Маргарите, пересыпая невнятную речь вздорным хихиканьем.

– Прикинь, – расслышала Ника, – На вид – продавщица из пивного ларька, зад как чемодан без застежки, морда тяпкой, мужики ухохотались на нее. Она, говорит, мол, что писательница.

– Писательница? – со смешком переспросила гламурная леди. – А, чушь! Сейчас все писатели, сидят круглые сутки в соцсетях и пишут.

– Она вроде печаталась…

– И как же ее фамилия?

– На «п» как-то. Щаз. Пер… Первух… Первачева… А, Перовская!

– Точно Перовская? Ника Перовская?

– Да, точно, она.

– С ума сойти! – Маргарита рассмеялась коротким утробным смешком. – Это надо же!

– А что, книжки ее читала?

– Представьте себе! Так, просмотрела по диагонали, чушь собачья. Моя косметолог дала как-то полистать, пока педикюр мне делала. Она эту Перовскую обожает, все ее книжки собрала.

– И много?

– Двадцать с чем-то штук. Вот будет забавно, если я из поездки привезу Любаше автограф ее обожаемой писательницы! Как проснется, попрошу в блокноте расписаться. Бывают же такие совпадения! Кстати, Наташа, почему вы мне «тыкаете»? Мы, кажется, не в таких отношениях…

– Ой, охренеть, какие этикеты-шмитикеты! Рит, будь проще! Пойдем, выпьем в ресторане, я тебя с отличными мужиками познакомлю.

– С грузинами, что ли?

– Не, они дагестанцы. Кажется.

– А не боишься, что они боевики какие-нибудь?

– Если кавказец, значит, боевик обязательно? У них нормальный фруктовый бизнес, я пообщалась. Они в К. едут связи налаживать по поставкам. Серьезные ребята. Да пойдем!

– Исключено, – Ника услышала, как зашуршали страницы Ритиного журнала. – Дорожные романы – это не мое. Извини.

– Мое дело предложить, – хмыкнула Наташа и вышла.

Полежав минуты две, Ника принялась возиться на полке, изображая пробуждение. Нарочито громко зевнула, потянулась. Слезла, под пристальным взглядом Маргариты порылась в сумке, достала бутылку минералки, сделала глоток.

– Душно там, наверху, – сказала в пространство.

– Отопление на полную мощность включили, вот и душно, – Маргарита говорила, не отрывая взгляда от страниц «Каравана». – За окнами-то мороз минус пятнадцать.

– Откуда вы знаете?

– Разговор проводников случайно услышала, когда курила в тамбуре. Еще впереди сильные метели, так что могут быть заносы на дороге. Будет очень мило, если мы застрянем где-нибудь посреди тайги пред огромным сугробом, который не успеют расчистить.

– Да, как будто мы в «Докторе Живаго» Пастернака. Нам всем дадут лопаты и поставят впереди состава. Российские железные дороги сохраняют свои лучшие традиции.

Маргарита хмыкнула. Потом спросила:

– Ника, вы случайно не та писательница, которая написала роман «Исповедь ведьмы»?

– Случайно та, – Ника вздохнула. – Я не спала, я слышала, как Наталья назвала меня коровой и что ваша педикюрша обожает мои книги. На самом деле мне очень льстит, что меня читают косметологи, я ведь не Умберто Эко или Артуро Перес-Реверте, я пишу для повседневного спроса. Я с удовольствием дам автограф для вашей…





– Любы. – Маргарита полезла в сумочку от Донны Каран и достала элегантный блокнот и авторучку. – Девушку зовут Люба Николаева. Она мне просто не поверит.

Ника размашисто написала в блокноте: «С любовью – Любови Николаевой. Поверьте, я – это я. Ваша Ника Перовская».

– Спасибо, – Маргарита улыбнулась. – Пойду покурю. Вы совсем не корова, Ника, не обращайте внимания на эту пьяную дуру.

Оставшись одна, Ника почувствовала свою бесцельность. На какую-то минуту ей показалось, что она не доедет в К. и Анне не суждено будет ее встретить. Она вдруг захотела позвонить подруге, но сеть отсутствовала, за окнами царила однообразная глухая мгла. Остановись сейчас поезд – и все они окажутся как будто в ином измерении. От этой мысли к горлу подступила тошнота, Ника достала мятные драже, положила парочку под язык. Перед поездкой она специально перестала пить свои всегдашние антидепрессанты и, хотя мягко снижала дозу до нуля, синдром отмены все равно мучил ее по вечерам. В ушах зашумело, бросило в пот, и Ника решила выйти в тамбур, подышать холодным воздухом или хотя бы горьким табачным дымом, наверняка там кто-то курит, та же Маргарита, к примеру.

В промерзшем тамбуре она стояла минут десять, вдыхая ржаво-холодный воздух, качаясь в одном ритме с телом поезда. Весь этот грохот и шум отрезвлял, напоминал о реальности и тем самым успокаивал.

– Черт, – пробормотала Ника, – я оставила купе пустым, а если Маргаритину сумку сопрут, она же меня на винегрет порубит своей пилкой для ногтей!

Ника поспешила в купе, но в трех шагах от него вдруг остановилась. Дверь купе была приоткрыта, хотя она твердо помнила, что оставила ее закрытой… Она заглянула в проем и отшатнулась – обе ее попутчицы неистово целовались, сжимая друг друга в объятиях.

Нику вырвало прямо в коридоре; она упала на колени, перед глазами поплыли зеленые круги. Только через некоторое время она осознала, что лежит в купе, на лбу у нее мокрое полотенце, рядом сидит проводница и сосредоточенно измеряет ей давление. Во рту было сухо и горько.

– Воды, пожалуйста, – прошептала она.

– Минуту, – кивнула проводница. Посмотрела показания тонометра и сдула манжету. – Сто девяносто два на сто восемнадцать и пульс сто четыре. Вы что от гипертонии принимаете?

– Я не… У меня нет гипертонии. Как же так…

– Бывает. Вот, минералочки глотните, холодная, и полежите. Я сама иногда от давления загибаюсь, хотите, свою таблетку дам?

– Давайте.

Ника запила водой таблетку, откинулась на подушку. Потом пробормотала:

– А эти, которые со мной в купе, они где?

– Наверно, курить пошли.

– Черт, они лесбиянки, а я думала, такое только в эротических фильмах.

– Ага, фильмы, – хмыкнула проводница. – Мужиков нет, вот бабы и взбесились. Я сразу поняла, что это лесбы, они всю дорогу друг около друга ходили, сегодня, видите, сговорились наконец.

– А я-то думала, Наташа на кавказцев запала…

– Одно другому не мешает, – усмехнулась проводница. – Кстати, меня Таня зовут.

– Ника, – Ника приподнялась на локте. – Ох, я же там, в коридоре, прямо на ковер…

– Уберу, успокойтесь, сейчас таблетка подействует, в сон сильно будет клонить, вы спите, а ваших попутчиц я в свое купе посажу, пусть там обжимаются. Кстати, у вас же билет на нижнюю полку, почему наверх лазите, это не с вашей комплекцией.

– Да, все стараюсь угодить ближним, – Ника усмехнулась.

– Всем не угодишь, – усмехнулась и Татьяна. – Угодиловка заболит. Ладно, пойду, но буду иногда заглядывать, смотреть, как себя чувствуете. А приедете в К., обязательно врачу покажитесь, гипертония – дело нешуточное.

– Я к подруге еду, в смысле, к нормальной подруге… Она поможет.

– Хорошо.

Ника полежала, ощущая приятный холод полотенца и нежную опустошенность, и не заметила, как соскользнула в сон. Он был спокоен и тих, и утро словно было его продолжением в реальности – когда Ника проснулась, то увидела проносящиеся за окном ряды заснеженных сосен и кедров, и бесконечные снеговые полотна.

– Настоящая зима, – прошептала она, улыбаясь. – А ведь только октябрь! Дома еще слякоть и лужи, а тут этакая красотища!

Она взяла свой несессер и отправилась умываться. От вчерашней болезни словно и следа не осталось, тело налилось бодростью и каким-то азартом существования и, повинуясь этому азарту, Ника вымыла и вытерла салфетками заляпанное зеркало в туалете – она вообще терпеть не могла заляпанные мыльными брызгами зеркала. Всё доставляло смешную и первозданную радость: едкая мята зубной пасты, медовый аромат мыла, морозный воздух со снежной крошкой, врывающийся в приоткрытое окно туалета. Возвратившись в купе, Ника переоделась в платье, приготовленное на первый день пребывания в К. Вдруг захотелось яркости – не запланированной, а спонтанной. Она сделала макияж, взбила волосы и, пересчитав наличность, отправилась в ресторан. Потом вернулась. В одной из ее дорожных сумок, на самом дне, между страницами журнала «Библиотечное дело» был приклеен скотчем конверт с двенадцатью пятитысячными купюрами – она заняла эти деньги, чтобы в К. была возможность погулять с подругой по музеям и кафе. Ника оторвала полоску скотча, достала одну купюру – на всякий случай. Потом, повинуясь опять-таки непонятной спонтанности, свернула журнал и вместе с конвертом сунула в сумочку, а пусть будет поближе, под рукой!