Страница 6 из 15
Кстати, в сортире наконец навели порядок, правда, проводницу подвигла на это Маргаритина истерика (а может, еще кто-то по вагону психанул). Хлоркой несло по всему вагону, этот запах Ника ненавидела с детсадовского периода, что опять-таки не прибавляло оптимизма. Плюс немытая голова и немытое все остальное. Плюс безбашенные цены на лежалые бутерброды и салат оливье в ресторане. Короче, дорожные жалобы, век ХХI.
Однако Ника не сдавалась. С собой были взяты пять штук толстых тетрадей и «Паркер» с запасом стержней. «Паркер» подарил ей Сережа в первый год ее писательства, и она пользовалась ручкой, только когда раздавала автографы. Теперь можно было фиксировать в тетрадях дорожные впечатления. Ника забиралась на свою полку, пристраивалась поудобнее и писала. Было так удивительно после стольких лет сидения за компьютером ощущать запахи бумаги и чернильной пасты… Она описала Наташу и Маргариту, отметив в скобках, что их типы могут пригодиться в каком-нибудь романсеро про суровые ведьмовские будни. Тем более, что к концу четвертого дня дороги Наташа проявила к Нике некий интерес.
Был вечер, поезд несся сквозь снежную мглу, Маргарита вышла в тамбур курить, Наташа опять общалась в ресторане с настойчивыми мужчинами, поэтому Ника спустилась со своих высот и писала, положив тетрадь на столик, наслаждаясь минутой одиночества и общения только с собственными мыслями. Она увлеклась – получалось неплохое стихотворение, – и когда грохнула дверь купе, даже вздрогнула от неожиданности, так далеко ее унес простой трехдольный анапест с ассонансными рифмами.
На пороге купе стояла Наташа и рассматривала Нику как редкостное насекомое.
– Всё пишешь, – непонятно сказала она. – Писатель, что ли?
Она была в том градусе опьянения, когда любая попытка избавиться от ее внимания воспринималась, как демонстрация глобального неуважения. Поэтому Ника натянула на лицо внимательную улыбку и ответила:
– Писатель. Точнее, писательница.
– Ух, ты. – не удивилась Наташа. – Детективы пишешь, как Донцова?
– Нет, фэнтези, фантастику.
– А-а. А фамилия твоя как?
– Перовская.
– Не, не читала. Я вообще мало читаю… И сколько ты платишь, чтобы твои книжки печатали?
– Вообще-то нисколько. Это, наоборот, мне издательство платит гонорар за публикацию книги.
– Большой?
– Что?
– Гонорар.
– На скромную жизнь хватает.
– Ага. То-то, смотрю, ты в ресторан редко заходишь, щемишься. Деньжата на подсосе?
– Да, – Нике был уже неприятен разговор, она не знала, как отвязаться. – Сейчас не очень удачная полоса…
– Ниче, все переменится, – широко улыбнулась Наташа. – Пойдем, выпьем, в ресторане коньяк неплохой, я угощаю!
– Да я…
– Пойдем-пойдем. Познакомлю с ребятами.
– А почему нет? – пробормотала Ника, понимая, что выглядит слишком тривиально: усталая от неуютной жизни вдовица пускается в авантюрно-железнодорожный роман. Однако достала из сумочки помаду и накрасила губы. Наташа ждала ее в коридоре, обозначив в лице веселое понимание.
Вагон-ресторан был оранжевым, как апельсин изнутри. Ника всегда любила этот цвет, но сейчас он был почему-то неприятен. Наташа подвела ее к столику, за которым вольготно разместились трое обремененных смоляными бородами и выразительными гагатовыми очами джентльменов.
«Джентльменов», это, само собой, с натяжкой. Никто из них даже символически не приподнял зад от сиденья, приветствуя дам. Восточные мужчины, что с них возьмешь, для них женщина – существо определенного статуса.
– Привет, мальчики, а я свою подружку привела, – проворковала Наташа голосом, несоответствующим ее инфернальной фигуре и макияжу. – Ее зовут Ника. Ника, а это Рза, Анвар и Ибрахим, очень классные ребята!
– Очень приятно, – улыбнулась Ника.
Взоры восточных мужчин умело скользнули по ней и остались недовольны. То, кто Рза, сказал, пришепетывая:
– Ты говорила, красивый подруга у тэбя. Этот разве красивая?
– Конечно, красивая! – Нике от медоточивости Наташиного голоса хотелось уйти в землю. – Она еще и умная!
– Да? – поднял мохнатую бровь Ибрахим. – Это нехорошо, когда женщина умный и нэкрасивый. Лучше наоборот. Садитэсь, раз пришли.
В Нике сразу вскипела кровь многочисленных поколений феминисток, начиная от Симоны де Бовуар. Она села и спросила:
– Почему плохо, когда женщина умная?
– Патамушта в жены ее только дурак и возьмет, – пояснил Ибрахим. – Но ты не умная, а все равно не замужем.
– Я вдова, – Ника почувствовала, что вместо лица у нее злобно-улыбчивая резиновая маска. – Мой муж умер от рака гортани.
– Ой, ну давайте не будем о печальном! – засуетилась Наташа. – Ребята, давайте выпьем за знакомство!
Рза заказал коньяк и бутерброды с икрой. Все, кроме Анвара, налили по стопке и выпили. Ника сделала глоток густо-янтарной жидкости и заставила себя не поморщиться – она не любила коньяк, вообще ее жутко мутило от запаха алкоголя. Если б не абсолютный целибат последние восемь лет жизни с мужем, подумала бы, что беременна…
– Отличный коньяк, – сказала она, изображая знатока. – А вы, Анвар, отчего же не пьете?
– Он правоверный мусульманин, не пьет и по-русски не говорит, – пояснил Рза.
– Но как же вы тогда живете в России? – Ника вспомнила, что периодически пыталась читать Коран.
– Женщина, – хмуро посмотрел на нее Рза. – Зачэм тебе знать больше, чэм надо?
Просто хамы какие-то, разозлилась Ника и сказала:
– Спасибо за коньяк и любезность, я пойду.
Она привстала, но Наташа одернула:
– Ну пожалуйста, посиди с нами, – и громко: – А вы знаете, ведь Ника – писательница! Она пишет фантастические романы!
Восточные лица исказились от брезгливости. Причем синхронно. И Ника выдала:
– Наташа, вы не затрудняйтесь! Джентльмены не знают, что такое фантастика! Честь имею.
Она оттолкнула стул и ушла, впечатывая подошвы в истертую ковровую дорожку. В купе она расхохоталась в голос, даже не стесняясь присутствия гламурной Маргариты. Отхохотавшись, Ника достала косметичку и стала поправлять остатки макияжа. Потом поняла, что ведет себя глупо, и сунула косметичку в сумку.
– С вами все в порядке? – опасливо глянула на нее Маргарита.
– О, в полном, – Ника улыбнулась так, что стало видно отсутствие коренных зубов в нижней челюсти. – Я так чудесно развлеклась!
– Рада за вас, – Маргарита отгородилась очередным «Караваном».
Ника залезла наверх и нацарапала в дневнике несколько фраз, характеризующих то, что произошло ранее. Потом записала мысль, которая фонтанировала банальностью, но ей понравилась: «Жизнь – это цепь разочарований, но это можно стерпеть, если звенья ее – золотые».
Она поняла, что заснула, когда увидела эту цепь – жарко горящую золотом, рассыпающую вокруг сверкающие искры. Цепь лежала у ног, оборачивая их кольцами, как покорная змея. Ну надо же, подумала Ника, какое нравоучительное сновидение – прямо как диккенсовскому Скруджу. Не жадничай, мол, и не гонись за деньгой, ибо счастье заключено в следовании моральным идеалам, высшим принципам и прочей словесной благодати. Я и не гонялась, черт возьми, принялась отнекиваться Ника, и вообще, это не мое золото!
– Конечно, не твое, – авторитетно заявила невесть откуда взявшаяся во сне библиотечная коллега Ольга Кандельская. Подхватила цепь, поднесла к глазам: – Барахло! Турецкое золотишко, 585 проба, самовары только делать и печатки гопникам! Сколько раз я тебе говорила, писательша, настоящие ценности надо приобретать, натуральные, а не хлам базарный!
– Как ты меня достала, – утомленно проговорила Ника, поудобнее ухватила конец цепи, накинула его на шею Ольге и принялась душить. – Все-то ты меня критикуешь, все-то недовольна. Нет от тебя никакого покоя!
– И не будет тебе покоя, кошелка ты пустая, корова безрогая! – ругалась Ольга и ловко выскальзывала из золотой удавки. – Телушка бестолковая! Истинно корова!
Ника всхрапнула, как перепуганная кобыла и проснулась. И услышала: