Страница 9 из 24
– Как ты меня назвал? Что такое «экуеша»? – спросил я, стараясь не уступать ему.
– Это значит – грек. Так мы называем людей из вашего народа моря, – ответил мальчишка. Потом он наконец-то представился:
– Мое имя Исидор, я сын господина и госпожи этого дома.
– Я это понял, – я кивнул. Изъяснялся этот мальчик странновато, хотя и говорил на моем языке.
Потом я ощутил голод: мы так и не поели с дороги. Скрывая смущение, я потер живот и произнес:
– А я смогу сегодня увидеть… господина Тураи? Я еще не приветствовал его.
Тураи звали египетского мужа моей бабушки. Я догадался, что днем он выходил куда-то вместе с сыном.
– Ты, наверное, хочешь сказать, что ты голоден, – ответил Исидор, снисходительно наблюдая за мной: я опять покраснел, но кивнул.
– Отец уже пришел, и я явился, чтобы пригласить тебя поужинать с нами. Мне сказали, что тебя поселили вместе со мной, – сказал юный хозяин.
Я просиял.
– Очень хорошо!
Тут я подумал, что мне придется сейчас встать перед этим старшим мальчишкой, надменным чужеземцем, и захромать в сторону столовой, взяв свою палку. Однако этот стыд приходилось пересилить: я обул свои разные сандалии, не поднимая глаз, а потом, покачнувшись, встал. Я решил, что в доме обойдусь без палки.
– Одевайся, я подожду, – произнес Исидор. Он держался невозмутимо; и я понял, что о моей хромоте он знает. – Твоя одежда вон в том сундуке.
Я вытащил хитон поприличнее – белый и тонкий, с черно-желтой лиственной каймой понизу; застегнул на талии пояс из бронзовых колечек. Моего золотого критского бычка я носил не снимая – и решил выпустить его поверх платья.
– Я готов, – сказал я, пригладив волосы гребнем.
– Прекрасно, – ответил Исидор, улыбнувшись. – Я тоже. Идем.
Пока я одевался, и он успел принарядиться: на нем осталась та же белая набедренная повязка, напоминавшая сложного покроя юбку, однако он надел ожерелье-ошейник из многих рядов голубых и зеленых бус – такие украшения я уже неоднократно видел на здешних мужчинах, и на коптосских женщинах тоже. Руки выше локтей Исидор украсил серебряными браслетами.
Я молча последовал за ним; но на пороге комнаты вдруг вспомнил кое-что важное и окликнул его.
– Погоди! Можно тебя спросить?..
Исидор повернулся.
– Спрашивай.
– Кому ты молился, пока я спал?
Мальчишка не смутился – только выше поднял подбородок.
– Осирису, – ответил он. – Царю мертвых, что обитает на западе.
«Царю мертвых?» – изумленно подумал я.
При этих словах меня передернуло – сразу представился мрак Аида, в котором блуждают навеки потерянные души. Но Исидор говорил о царстве своего бога как о чем-то необычайно светлом и радостном, и недоступном мне – чужестранцу.
Но, конечно, сейчас было не время говорить о богах. Я только спросил – невольно заробев:
– И ты молишься Осирису… каждый вечер?
– Да, каждый вечер, – кивнул мальчик.
Он повернулся, тоже не желая продолжать, и мы вдвоем по коридору дошли до столовой. Это был зал со стенами, выкрашенными поверху в синий цвет – как ночное небо: подняв глаза, я увидел, что потолок тоже синий. Его подпирали колонны из черного дерева.
Потом я опустил глаза и увидел все общество.
Оказалось, что никто меня специально не дожидался, к моему немалому облегчению. Общего стола, как и у нас дома, в обеденном зале Тураи не было: хозяева и матушка расположились за отдельными столиками, а сестра уселась прямо на пол, на подушки. Гармония обрадовалась мне и позвала, чтобы я сел рядом; но мне вдруг стало стыдно на глазах у всех есть на полу, с маленькой девочкой. И я огляделся, ища, не предложит ли мне кто-нибудь другого места.
Я увидел, что Исидор тоже занял собственный столик, – и он с улыбкой сделал мне знак.
– Садись ко мне, экуеша.
Его родители трапезничали за своим столиком, накрытым на двоих; мне показалось неуместным сейчас привлекать внимание к себе, и я принял предложение Исидора.
Нам подали жареную рыбу с чесночно-луковым соусом, резаные овощи – редис и огурцы, как мне потом объяснили, белые булочки с кунжутом. Еще были финики в меду и гранатовый сок. Я набивал живот с удовольствием. Однако, насытившись, вспомнил об умеренности и постеснялся брать еще.
Я присмотрелся к хозяину дома, который был все еще занят разговором с женой. Я уже заметил, что господин Тураи бритоголовый, как жрецы и писцы, которых мы встречали, когда останавливались в разных селениях по пути на юг. Неужели он жрец – и поэтому у него такой сын?..
Мне стало очень не по себе от подобной мысли.
– Исидор, – шепотом спросил я, в первый раз обращаясь к хозяйскому сыну по-имени, – а чем занимается твой отец?
Мальчик горделиво выпрямился.
– Он смотритель караванных путей, – ответил Исидор. – Большой господин.
– А-а, – протянул я, не очень-то поняв, что это значит. Но такая должность мне почему-то не понравилась.
Я уже и не знал, идти ли к хозяину представляться. Но тут вдруг Исидор сказал:
– Подойди к отцу, он позвал тебя!
Я неуклюже выбрался из-за стола и, приблизившись к хозяевам дома, остановился напротив них. Я поклонился: похоже, здесь я скоро привыкну это делать.
– Ты – Питфей, сын Никострата, – произнес Тураи по-гречески.
– Да, господин, – подтвердил я.
Он говорил очень похоже на своего сына, и держался похоже. Правда, этот египтянин выглядел более приветливым, чем Исидор, но подобная любезность тоже была снисходительной.
– Надеюсь, наш дом тебе понравился, – сказал хозяин.
– Конечно, – подтвердил я. А как еще я мог ответить?
Тураи улыбнулся, взглянув на бабушку – свою супругу. А потом вдруг опять посмотрел на меня и спросил:
– А сын мой тебе понравился?
Я растерялся.
– Исидор вырос один, и привык всегда быть один, – объяснил Тураи. – Но я надеюсь, что вы с ним поладите.
Я поклонился и отошел. Я понял, что пора идти к себе: место Исидора уже опустело. Но я также понял, что гостеванье в Египте сулит мне куда больше неожиданностей, чем я думал.
Глава 6
Исидор и вправду оказался большим умником – он был просто набит знаниями: и не уставал их пополнять. Конечно, что ему еще было делать одному, кроме как учиться книжным премудростям?
На другой день после нашего приезда он подошел ко мне и предложил показать мне город. Родители дали ему разрешение… а может, попросили, желая нас подружить, как я подозревал. Но я вспомнил о том, как выгляжу со стороны, и сказал:
– Исидор, на меня же все будут показывать пальцами!
Он улыбнулся.
– Никто не будет. Мы возьмем с собой слуг, и все увидят, что мы знатные люди, – оборванцы дразниться не посмеют, а наши благородные господа сдержанны и учтивы. К тому же, у нас в Та-Кемет не принято лезть в чужие дела.
Та-Кемет, «Черная Земля», – имя, которым сами египтяне называют свою страну: Исидор сообщил мне об этом утром.
Я согласился. Мы вышли на прогулку ближе к вечеру, когда стало прохладней, – я захватил свою палку и Мирона, а Исидор мальчишку, который мне прислуживал. Как я понял, это был и его собственный слуга. На самом деле, мне и без сопровождающих мало кого приходилось опасаться – коптосцы люди чинные, а мальчишки, видимо, предпочитали играть у себя во дворах. Таких забияк, каких у нас много и среди детей, и среди молодежи, я не увидел. Только желтые поджарые собаки дремали на солнце.
«Может, они все просто трусы?» – подумал я.
Но ведь Египет долго был богатой и могучей страной, трусы не смогли бы создать такое государство…
И тут Исидор привлек мое внимание и начал рассказывать о том, что мы видели: о том, сколько тысячелетий уже существует Коптос, когда был заложен его главный храм, посвященный богу Мину, где останавливаются караваны, которые прибывают с востока, и как именно ведется учет товарам, которые они привозят.
– Этим и занимается мой отец, – с гордостью рассказывал Исидор. – Его должность очень древняя, она существовала уже во времена великой царицы Осирис Хатшепсут, которая отправляла караваны в Пунт, – это было тысячу лет назад. Наш город возвышали его величество Осирис Рамсес и его величество Осирис Сети4 семьсот лет назад, когда Та-Кемет стала широко торговать и сражаться с сирийцами и хеттами…
4
Приставка «Осирис» к имени фараона означала, что он обрел бессмертие, «уподобившись Осирису».