Страница 15 из 29
- Надо забрать их оттуда, Алёша, - тихо сказала Даша.
- Этот голос, чёрт бы его побрал. Как их разубедить? Мы, говорят, жить хотим, и не поспоришь. Ждут звездолёт, и точка. Говорят, мы обещали ждать.
- Надо просто их собрать и увезти.
"Похоже, я сошёл с ума", - подумал Никитин и сказал:
- А вдруг он есть... этот голос?
- Ну, какой голос, Алёша! - крикнула Даша.
- Поехали! - рявкнул Никитин. - Будешь собирать их, у меня не хватает сил.
И сразу, как только принял решение, стало легче. Так всегда. То будто брёл по киселю. Звуки глухие, вязкие, киселя этого - густого холодного - по пояс, а местами - под самое горло, как тогда с Николаем и Тяпой его, бредёшь, и нет ни конца, ни края этому киселю. Безвременье, когда ты сам не веришь, что с тобой происходит вот это самое, тянется и тянется. Бред какой-то.
Они наскоро позавтракали, отвели детей к соседям и рванули на окраину дачного посёлка, туда, куда под утро Никитин отвёз пластилиновых человечков. Ровно на то место. Свороток возле поваленной ураганом берёзы. Шагов тридцать налево, как запоминал наскоро, когда уходил. Некошеная пожелтевшая трава шелестела стеной выше головы. Вытоптанная им самим утром тропинка в траве... И никого.
Сколько они ни бродили с Дашей, кричали, звали, уговаривали, уходили к машине, уезжали, думая, что не здесь остановились... Нет, всё правильно, ноги и руки вновь и вновь Никитина вели сюда. Никого. Только ветер шелестел макушками сухой травы. Даша и Никитин в который раз уставились друг на друга.
- Только не говори мне про звездолёт, Никитин!
- А я и не говорю, - ответил глухо он.
Они замолчали. Отвернулись друг от друга, спина к спине. Так и стояли. Холодно. И тихо, тишина, будто уши ватой заложило. Глаза невольно ловили каждую неясную тень в траве, каждый шорох казался именно тем самым.
- Кондратьев бы уже вышел, да и Пётр Иваныч не утерпел бы, мне кажется. Выходит, не услышу я их больше, Дашк? А казалось, что и слышать не хочу. Улетели? Или ушли?.. Да какая разница, их нет.
- А если... их унесли?
- Ну ты скажешь, - неуверенно бросил Никитин.
Больше они не разговаривали. Молча дошли до машины, молча ехали, дома про пластилиновый народ не было сказано ни слова весь день.
11. В травинах
Вокруг был лес из высоких прямых прутьев. Они качались, сухие, гремучие. Люди разбредались между стволами, задирали кверху головы. Стоял какой-то неумолчный вой.
- Это травины воют. Живые, - уважительно сказал булочник Пантелеев, приложив ухо к одной из них.
Все стали слушать, тоже приложив уши к травинам, смотрели, как стукались там, в вышине, гладкие прямые стволы, как наверху мелькало небо. Небо, которое они ещё утром видели в прямоугольнике окна, сейчас распахивалось в неохватную ширь, когда ветер налетал порывами и гнул травяной частокол к земле.
Идти по этому лесу было непросто. Понизу рос подлесок, густой и цепкий. Шарахались в разные стороны огромные ящерицы, мыши полёвки вставали на задние лапы, обнюхивали, трогали, но не знали, что делать с этими странными существами. Пропускали, долго смотрели вслед. Стада муравьёв, жуков бежали по своим делам, им было всё равно.
Дрессировщик Меркульев вдруг с диким гиканьем лихо вскочил на одного пробегавшего мимо паука. Меркульев взмахнул рукой в цирковом экстазе, крикнул восторженно:
- Ап!
Длинные лапы осёдланного расползлись в разные стороны. Меркульев свалился.
- Тяжеловат ты, батенька! - крикнул ему расхохотавшийся и попятившийся Кондратьев.
И наткнулся на прут. Повис, покачиваясь, на кусте, подёргался на сучке и настойчивым шёпотом затараторил, обнаружив доктора поблизости:
- Э... снимите меня отсюда, Пётр Иваныч!
Он оглянулся, боясь, не увидела ли его конфуз девушка с нотной тетрадью и чудесным именем Аглая.
Но Аглая стояла с нотной тетрадью и огромным птичьим пером наперевес. Она, задумчиво глядя вдаль, провела пальцами по опахалу, будто по струнам арфы, и вдруг как заправский метатель копья, размахнулась, присела и, резко выпрямившись, запулила перо в небо. Перо повисло где-то в вышине.
Кондратьев, любуясь Аглаей, зашептал ещё настойчивее доктору, выдиравшему Лялина из расщелины в травине:
- Пётр Иваныч, прошу вас, ко мне идите, идите, а я вам потом помогу вытащить Лялина... А-а! Смотрите! - закричал он вдруг от неожиданности.
Чёрная тень падала прямо на них всех. Она уже почти полностью перекрыла солнечный свет.
И все закричали. Мыши побежали прочь, толстые и верещащие, ящерицы, похожие на древних драконов, прогремел иглами ёж.
- Это звездолёт! - неожиданно выкрикнул кто-то, бросаясь к сумкам.
"А если точно звездолёт?!" - всполошился Кондратьев и задёргался сильнее прежнего на своём суку. Свалился, вскочил на ноги, побежал, разглаживая на ходу рваный бок, крича и махая руками:
- Мы здесь! Где этот чёртов фонарь?!
- Зачем фонарь?! Сейчас день!
- Пустите, у меня там мольберт!
- Не суетитесь! В первую очередь садятся женщины, старики и дети!