Давид

Спустя полчаса я вылезла из ванной, обернулась в полотенце и пошла к зеркалу. Провела рукой по запотевшему стеклу и вздрогнула. На меня оттуда смотрели звериные глаза. И как давно он стоит? Как ему удаётся так бесшумно передвигаться и быть таким тихим?

– Я жду тебя в спальне.

Вот и все. Сейчас опять будет меня насиловать, как ночью.

– Прошу, – догнала я его у кровати. – Прошу, не нужно, у меня всё болит.

Я смотрела на него умоляюще, а он даже не повёл в мою сторону взглядом.

– Я предупреждал, что не нужно сопротивляться, сама виновата. Обопрись на кровать и раздвинь ноги.

– Нет, – мои глаза стали наполняться влагой, и мужчина начал расплываться передо мной.

– Встань, я сказал, или опять будет больно. Ты же этого не хочешь! – заговорил он со мной, как с полоумной.

– Нет, не хочу, – покрутила я головой, как китайский болванчик, и выполнила приказ.

– Умная девочка.

Он прошёлся своей пятернёй по моей голове, а я машинально дёрнулась от его прикосновения. Мужчина одним рывком стянул полотенце с моего тела, раздвинул мои ноги шире, нажимая своей ладонью между лопаток, чтобы я прогнулась ещё глубже, и вошёл в меня одним рывком.

Всё опять повторилось. Он брал меня жёстко, так, как хочется ему, по-другому он вряд ли может и умеет. Он просто больной маньяк, который заводится оттого, что причиняет боль другим людям.

Затем он с рыком кончил мне на спину и ушёл, оставив меня одну в спальне. А я села на колени и просто задыхалась от рыданий.

Я так больше не могу, я не могу терпеть того, что он со мной делает! Или я умру под ним, или я это сделаю сама.

Решительно встала с колен и пошла в ванную. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я намотала на кулак полотенце и разбила зеркало. Я смотрела на кучу мелких осколков у меня под ногами и точно знала, что мне нужно делать.

Взяла один осколок в руку, посмотрела на свободную руку, на тонкие полосочки, которые были у меня под кожей, выбрала место, где я сделаю надрез. Только я хотела сделать порез, как меня резко оттолкнули, и я выронила из руки осколок.

Подняла свою голову: передо мной стояла Зульфия, цокая своими пышными губами.

– Дурочка, какая же ты дурочка! – начала размахивать женщина своими руками перед моим носом.

– Я так больше не могу! Я не проживу ещё день, если он так продолжит… – хотела я договорить, но не смогла. Очередной стон плача вырвался из моего рта.

– Убить себя проще всего, а ты попробуй не сломаться. Докажи, что ты хоть чего-то стоишь.

– А смысл?

– Хозяин поймёт, что ты не очередная игрушка.

Я смотрела на женщину, у которой в глазах было полно оптимизма.

– Зачем тебе это? Зачем ты работаешь у него? Он же не человек, он – чудовище, – последние слова я произнесла почти шёпотом.

– Это чудовище спасло мне жизнь и жизнь моим близким, и я буду верна ему до последнего вздоха, – проговорила женщина, а я не поверила её словам. Он может только причинять людям боль. Он не может никого спасать.

– А теперь поторопись, хозяин ждёт тебя на завтраке.

– Нет, я не сяду с ним за один стол. Я лучше с голоду умру, но не сяду.

– Если умная, то сядешь.

После своих слов женщина вышла из ванной. А я ещё полежала пару минут, встала и пошла в комнату.

Я не понимала, что она имела в виду. Но она почему-то была за меня. В её глазах была какая-то надежда, за которую я ухватилась.

Я всегда жила как комнатное растение. У меня всё было хорошо. Я была послушным ребёнком, отличницей, примерной женой и хорошей подругой. Никто и никогда не позволял вытирать об меня ноги. Вокруг меня не существовало людей, которые причинили бы мне боль. У меня всегда было кому за меня заступиться, но сейчас я одна. Я должна стоять сама за себя горой. И я должна выжить и не сломаться, что бы со мной не происходило.

Рано или поздно он меня отпустит, и тогда всё будет кончено. Я выдержу всё, что он захочет со мной сотворить, ведь рано или поздно он сам поплатится за свои содеянные поступки. Вот только я ещё не знала, кто он такой, не знала того, что его боится сама смерть.

Я вышла из комнаты и увидела женщину около шкафа. Зульфия выбирала мне наряд на завтрак. Она нарядила меня в нежно-голубое платье и сделала красивую косу, куда вплела живые цветы.

Вот так же много лет назад меня собирала в школу бабушка. Она расчёсывала меня и заплетала косы. Я до сих пор чувствую, как её нежные руки гладят мою голову и проговаривают: «Ты самый красивый цветок на этой земле».

Когда я спустилась в столовую, мужчина уже сидел за столом в своей чёрной, как уголь, одежде. Я сидела напротив него и смотрела на него, не сводя своего взгляда. Он не только выглядел как зверь, но он и ел как зверь. Казалось, что он сейчас разорвёт кусок мяса и проглотит его. В каждом его движении проскальзывала резкость и грубость.

Посмотрела на его ровно подстриженную бороду и сразу вспомнила Толика. Никогда не любила, когда у мужчин не только борода, но и хотя бы небольшая щетина. Она казалась мне чем-то грязным и противным, и я всегда заставляла мужа её начисто сбривать.

– Ешь, – проговорил он, не глядя на меня.

– Не буду.

Мне и правда кусок в горло не лез. Как здесь можно было есть? Как?

Мужчина вытер рот салфеткой, скомкал её и бросил возле своей тарелки. Резко встал, так, что чуть стул не отлетел из-под него.

– Пока не сожрёшь всё, из столовой не выйдешь.

Он ушёл. А у меня в голове только и крутилось его «сожрёшь всё». Он мне приказывал, будто собаке, которая бегала у него во дворе. Он считает меня своим животным, с которым продолжает играть.

Хотелось доказать ему, что он не всесилен. Да, он может брать моё тело силой, при этом не заботясь о том, что я чувствую, но он не сможет запихнуть в меня силой кусок своей еды. Хотелось начать голодовку или какой-нибудь митинг, чтобы он понял, что не все ему подчиняются, но мой страх брал надо мной вверх, отчего при виде мужчины все мысли и уверенность пропадали в одно мгновение.

Прошло уже несколько часов, а в столовую так никто и не зашёл. Я встала со стула, на котором просидела всё это время, и пошла к выходу, но, как только дёрнула дверь, передо мной возник охранник.

– Простите, я не могу вас выпустить.

Охранник ни разу не взглянул на меня, он смотрел в пол. Хорошо их, видимо, всех выдрессировали.

– Но я хочу выйти.

В голове возникла мысль, что после этих слов я должна ещё и притопнуть, но я сдержалась, чтобы не выглядеть глупо, как маленький ребёнок.

– Хозяин не велел вас выпускать, пока вы не съедите завтрак.

После его слов я рассмеялась в голос:

– У нас что, Средневековье? Он не хозяин, а псих. Долбанутый на всю голову псих. Видимо, его в детстве много роняли и мало ловили! – закричала я на мужчину, произнося свою речь на одном дыхании. Только я хотела сделать шаг из столовой, как передо мной опять встал этот самый охранник.

– Прошу, госпожа, я не имею права.

– Я не госпожа тебе! У меня есть имя. Меня зовут Маргарита. Мар-га-ри-та, – повторила я ему имя по стогам, чтобы запомнилось лучше.

– Госпожа, пройдите, пожалуйста, в столовую и съешьте свой завтрак, а иначе я вас не выпущу.

Одним движением мужчина вернул меня в столовую и закрыл перед носом дверь. От бессилия я взвыла, словно сама превращаюсь в зверя.

– Раз вы не выпускаете меня, хорошо, я сама выйду.

Я подошла к окну и заметила, что там нет решёток, отчего в моём сердце ёкнула надежда. Я распахнула настежь створки окон и начала искать то, что поможет мне спуститься отсюда. Сразу вспомнила, как в детстве мы с бабушкой ездили в деревню к её двоюродной сестре, и там я лазила по деревьям, словно обезьянка, собирая яблоки и сливы.

В груди сразу защемило от тоски. Как же захотелось быть такой же свободной, как в детстве! Чтобы самой большой проблемой были разбитые коленки.

В мои глаза бросилась железная винтовая лестница, до которой я с большим трудом, но достала. Улыбнулась своей же маленькой удаче и начала спускаться вниз. Только вот лестница заканчивалась в паре метров от земли. Собравшись с духом, я спрыгнула, только вот приземлилась на кустарник роз и сразу зашипела от боли: шипы впились в мою кожу. Но это было не самое страшное, что со мной происходит.