40° по Валентину

— Валёчек, ты что-то сказал? — крикнула из кухни мать, и Валик, нащупав наушники под учебниками, ответил:

— Нет, мам, тебе показалось.

Поднялся, закрыл дверь плотнее — щеколда все равно была сломана — и сел в кресло, оттеснив кота. Первым порывом было набрать Макара, спросить, на хуя он шлет порнуху без предупреждения — на хуя он вообще ее шлет! — и потом внести наконец его в черный список, но видео уже воспроизвелось, и Валик, как последнее малолетнее ебанько, впервые оставшееся с компьютером наедине, уставился в экран, где два обычных на вид парня сначала сосались, а потом начали друг друга раздевать. На моменте, когда в узкую ладонь одного из них лег член, у Валика сладко заныло в паху — он эти ощущения запомнил прекрасно, и возбуждение нахлынуло резкое и сильное, в основном от мысли, что раз ебанат с турфака прислал ему такое, значит, оно ему понравилось. Значит, он его смотрел. Значит, он на него, если быть совсем честным, передернул. Второй приход, еще хлеще первого, Валик поймал, когда один пацан на видео вставил второму, причем лица у них обоих были в этот момент такие, что «кончил на пухлый пирожок секретарши» и рядом не валялся. Стоны были искренними хотя бы потому, что у парня, которого натягивали, член бился головкой о живот при каждом толчке и опадать не собирался. Валик закусил губу.

— Валёчек, ты ботинки помыл? — входя, спросила мама, и он едва успел прикрыть стояк, который домашние штаны совсем не скрывали, перетащенным на колени котом.

— Сейчас, мам, Антону отвечу.

— Все ты в телефоне. — Мать порылась на полке, быстро отыскивая коробку с берушами. — Деревня же, сходил бы погулял. Или бабушку на санках покатал с Варей.

— В прошлом году бабуля укатилась со склона прямо в свинарник, не помнишь, мам? Я лучше в шашки с ней завтра поиграю.

Мама, цокая, ушла, и Валик смог досмотреть ролик до конца, благо длинным тот не был. И когда пацан, что был снизу, с каким-то щенячьим скулежом забрызгал простынь спермой, Валик почувствовал, что сам готов спустить от одного движения. Кот к этому времени уже был согнан обратно в кресло, Валик вскочил, заперся в соединенной с туалетом ванной и под шум воды из открытого крана кончил буквально за секунды, сидя на бабулином унитазе с вязаной салфеткой на бачке.

То, что он вздрочнул на гейскую порнуху, было не так хуево: возбудился-то он на нее, а кончил оттого, что представил руку Макара на своем члене. То, как он дышит в шею и прихватывает зубами мочку уха, — вот это было хуево.

Это было ненормально. А как они вдвоем дрочили — типа нормально? Да он за последний год столько не дрочил, сколько за последний месяц!

— На хер, — сказал Валик своему отражению в зеркале, держа руки под холодной водой.

Такими темпами он первое место на предстоящем соревновании умов для универа не возьмет, а второе или третье его бы не устроило. Нужно было сосредоточиться на подготовке, а он что? Дрочит по туалетам и мечтает о руках ебаната на своей заднице?

— Валёчек, у тебя что, кровь из носа шла? — спросила мама, когда он проходил мимо в комнату. — Давление?

— Не, мам, нормально все.

Ага, давление, подумалось. Только не в голове.

В ту же ночь, лежа в кровати и прислушиваясь к тиканью бабулиных часов с кукушкой, Валик поймал себя на мысли, что ему скучно. Не просто скучно, а скучно по конкретному человеку. Мозг защелкал мыслями: все просто и объясняется окситоцином — оргазм у них с Макаром недавно случился совместный, а при оргазме в организм выбрасывается окситоцин, который вызывает чувство доверия к партнеру и заставляет по нему скучать. Ладно, с одним, допустим, он разобрался. А желание само по себе?

Возбуждение возникает в ответ на стимул — визуальный или тактильный. На запахи — тоже. По запаху и физической привлекательности партнера люди отдают предпочтение тем, у кого гены, отвечающие за работу иммунной системы, максимально отличаются от их генов. То есть природа стремится к разнообразию и минимизирует риск смешения похожих организмов, чтобы «брака» рождалось как можно меньше. То есть Валин организм тянулся к организму Макара с конкретными репродуктивными намерениями — склонить к коитусу с целью продолжения рода. Только вот факт, что их генитальный контакт ничем, кроме довольной Макаровой морды, не завершится, он во внимание не принимал. А Валик принимал, как и тот факт, что хочет не столько этого самого генитального контакта или совсем даже не его, а обычных тисканий, как тогда, утром. Потому что ебанат с турфака оказался не быдлом, плюющим в урну с трех метров, а ласковым теленком.

Валик вспомнил, что этого ему как раз всегда и не хватало: родители его любили, но считали, что личное пространство должно иметься у каждого. И времени для сюсек-пусек не было ни у них, пропадающих на работе, ни у него, записанного в развивающие кружки. Это уже Варю они нянчили и баловали без меры, а Валик рос гордостью семьи и за каждую четверку стыдился так, точно предал Родину. Хвалили его всегда, но скупо, чтоб не зазнавался, мама могла поцеловать в щеку и погладить по голове, но обнимать его вот так постоянно никто не обнимал.

Валик посмотрел на смартфон: цифры на экране показывали уже почти полночь, а ебанат ему больше так ничего и не писал. Вздохнув, он со странным щемящим чувством в груди отправил Макару: «Удачи на экзамене» — и потом грустно смотрел в стену, пока не уснул. А проснувшись к обеду после позднего отбоя, в ответ на сообщение Макара с привычным уже «добрым утром», набрал его сам.

— Дай догадаюсь — случайно жопой на телефон сел? Или мелкая нажала? — спросил Макар удивленно.

— Нет, хотел попросить больше не слать мне порнуху, — сказал Валик, опуская ногу на пол и отыскивая под кроватью тапок. — Варя могла случайно открыть, она может утащить телефон, потому что играет в шарики и…

— Иглает в шалики, я понял, — сказал Макар. — Умник, ты прямо принцесса-волшебница, вот пожелал вчера удачи, и у меня все получилось!

«Все получилось» для Валика прочно ассоциировалось с Варей и приучением ее к горшку — мама всегда хвалила сестру, когда та успевала снять трусы до того, как сесть на него. Иногда не успевала, и мама огорчалась, что в этот раз не получилось.

— Сдал? — зевнул Валик, отыскивая второй тапок.

— На четверку! У меня их с первого курса не было, я как охуел с утра, так до сих пор и охуеваю.

— Круто.

— И все? Даже не скажешь, какой я молодец?

Валик хмыкнул:

— Молодец, возьми из банки леденец.

— Это намек? — произнес Макар, и стало слышно, как чиркает колесико зажигалки.

— Ну не знаю. — Валик сощурился на бьющее сквозь кисейные шторы яркое солнце, и ему представилось, как Макар, стоя у себя на балконе, тоже щурится. — Если сдашь следующий экзамен на пятерку, то, может, и намек.

Макар молчал, и Валик ждал, сдерживая ухмылку.

— Я ж не сдам, — прозвучало вместе с автомобильным гудком на фоне.

— А ты постарайся, — сказал Валик и добавил, не сразу поняв смысл своей фразы: — Языком ты умеешь работать.

— Языком, — голос в трубке сделался на тон ниже. — Валечка, а ты та еще сучка.

— Да блин, я не про то! — воскликнул Валик, выбираясь из одеяла. — Я про…

— Короче. Будет тебе пятерка, на хуй. Полируй свой леденец. Пока, Валечка, я готовиться.

Валик глянул на телефон со смесью досады, стыда и ощущения пиздеца. Потом подумал, что на отлично Макар не натянет никогда, и успокоился. Зато займется полезным делом, а Валик сможет оставшиеся несколько дней в деревне посвятить своей подготовке к олимпиаде так, как планировал изначально — полностью.

Прости, Лёха, но отчаянные времена требуют отчаянных мер, думал Макар, отправляя другу сообщение, что к инязу им придется готовиться раздельно. Емкий вопрос о его психическом состоянии возник тут же:

«А не охуел ли ты часом?»

«У меня важная миссия, Лёх, сорри. Почти как у того агента из «Кингсман», который должен спасти мир».

«Не надо подробностей», — прилетело в ответ вместе с болезным смайликом.