Страница 11 из 21
Но сегодня он крепко выпил – так, что почти не разбирал дороги, возвращаясь впотьмах обратно. Какой-то оборванец пристал к нему в надежде ограбить, и Эйрик не глядя швырнул его об стену. Ему было так скверно, как давно уже не бывало.
Когда он добрался до особняка Мелитов, ворота оказались уже заперты. Воин постоял – в пьяном раздумье, постучать или нет; потом, подпрыгнув, ухватился за кирпичную ограду. Для силача его роста это была не препона; подтянувшись, Эйрик перемахнул на другую сторону. Он пересек задний двор и, войдя через черный ход, отправился спать в свою каморку.
На другое утро голова гудела, тело ломило и во рту было мерзко. Эйрик сел на своей лежанке, с трудом соображая: видел кто в доме его вчерашнюю вылазку или нет. А потом дверь его комнаты скрипнула, и показалась бабка Фекла, нянька молодой госпожи.
– Ишь набрался-то! Вот скажу хозяину!
В руках у нее была большая кружка с рассолом. Эйрик, усмехнувшись, поблагодарил и взял. Он ополовинил кружку, утерев усы рукавом; и ему полегчало.
– Не говори ничего патрикию, бабка Фекла, – попросил он. – Больше не повторится.
А нянька вдруг наклонилась к самому его лицу и помахала пальцем перед мутными глазами.
– Не твое, и рот на чужое не разевай!
Она ушла, и дверь захлопнула. А Эйрик со стоном повалился обратно на постель. Догадалась, старая ведьма! Что ж, у кого есть глаза, тот видит.
Повторялась его судьба…
Ромеи ценили удаль и силу северных наемников, но никого здесь не интересовало, кем Эйрик Бьернсон был у себя на родине. А между тем, происхождением он мог бы помериться со многими местными господами. Он вырос свободным и благородным человеком, средним сыном хозяина большой усадьбы и предводителя славной дружины. Тогда, восемь лет назад, Эйрик был молод и удачлив в боях – и, как люди говорили, хорош собой. И он был женат.
Эйрик получил в жены женщину знатнее себя – младшую дочь самого ярла17 Гуннара Счастливого, белокожую и золотоволосую Асу. Он полюбил ее, и она полюбила его. Два года они прожили в согласии, у них родился сын Харальд. А третья зима после свадьбы выдалась особенно холодной; Аса, застудившись, схватила жестокую горячку. Она умерла, и младенец тоже умер.
Ярл очень горевал и гневался; и больше всего гневался на самого Эйрика, что тот не уберег его дочь и внука. Гуннар Счастливый сложил Асе и маленькому Харальду погребальный костер до небес, и с ними сожгли много сокровищ и всякого добра. А Эйрика ярл не пожелал больше видеть ни в своей дружине, ни на каком-либо своем корабле. Там, где они жили, было мало земли, лишь камень да лед; и Эйрик ушел в чужие края, искать свою долю. Он продавал свой меч, как делали многие его сородичи, – те, кто не устраивал набегов и не брал богатой добычи с боя.
Миклагард, куда в конце концов привели его ноги, оказался именно таков, как о нем рассказывали, – величайшим, чудеснейшим и богатейшим из всех городов. Эйрик нанялся на службу к Роману Мелиту, охранять самого патрикия и его семью. И вот сейчас…
Дочь Романа Мелита посмотрела на Эйрика так, как никто из этих надменных ромеев никогда не смотрел. И после того, как она защитила его в храме от своих соплеменников и служителей своего христианского Бога, он даже возмечтал… Дурень несчастный!
Ни один из этих разряженных, высокоумных ромеев не выстоял бы против Эйрика Бьернсона в честном бою – если бы только они умели сражаться честно. Византийцы не совершали набегов, они торговали, улещали и обманывали все другие народы: и называли это волей своего Всевышнего Бога. Для них Эйрик был лишь варваром, немногим выше животного.
То, что началось между ним и Феано, заново пробудило и сердце его, и тело, его мужскую силу. В тот день, когда они вместе с дочерью Романа Мелита отыскали на Крите ящик с древними письменами, их судьбы навсегда переплелись! Эйрику даже не нужно было раскидывать руны, чтобы понять это.
Но позавчера вечером его молодая госпожа отправилась кататься на лодке с сыном Дионисия Мартинака. Эйрик видел, как тот долго с ней говорил, в чем-то убеждал; а потом почти поцеловал, и она не уклонилась. А на другое утро его хозяева отправили посланца к Мартинакам. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что между двумя уважаемыми семьями состоялся сговор. Феано Мелитена была обещана Варде Мартинаку…
Эйрик тяжело встал и тряхнул головой, прогоняя зряшные мысли. Сбросив куртку и рубашку, он обнаженным по пояс вышел на задний двор, облегчился и достал из колодца ведро студеной воды. Жадно напился из горсти. После чего, не поморщившись, облился с головой. И, бросив ведро, отправился погреться – помахать мечом. Пусть не скажут про него, что он отлынивает от службы и утратил сноровку!
Хозяева по просьбе наемника подвесили на заднем дворе между двумя столбами деревянного болвана на цепях, для упражнений. И он долго бил деревянным мечом увесистую колоду, которая, раскачавшись, вполне могла покалечить новичка. Проскальзывал справа, слева и, извернувшись, рубил вновь и вновь…
Несколько раз ему представлялся вместо этой колоды Варда Мартинак, и Эйрик смеялся зло и весело. Особенно его развеселила мысль, какое лицо сделалось бы у этого утонченного ромея, если бы им и вправду привелось подраться. Тот, кто привык всегда полагаться на чужую силу, разучивается стоять сам за себя… И разучивается отвечать за себя самого, не то что за других!
Намахавшись вдосталь, Эйрик опять ополоснулся холодной водой из колодца и вернулся в дом. Надел свежую рубашку и, пройдя на кухню, поел в одиночестве. Молодой хозяйки он не видел: и легко мог понять, что Феано Мелитена намеренно избегает его.
Однако после обеда, когда Эйрик вышел в атриум и, присев на нижнюю ступеньку портика, принялся чистить оружие, Феано неожиданно появилась в дверях. Она прошла наружу и опустилась на верхнюю ступеньку лестницы.
Эйрик поднялся и поприветствовал госпожу; он не осмеливался больше любоваться ею открыто, и решил сразу уйти со своей работой в другое место, чтобы не мешать ее уединению. Однако Феано попросила его остаться.
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне о себе, – произнесла госпожа. Лицо у нее было холодное и чужое, и большие темные глаза тоже чужие; но в голосе звучала решимость. – Я не спрашиваю, чем ты промышлял, когда ушел из дома… об этом тебя уже спрашивал отец, когда принимал на службу.
Девушка невесело рассмеялась.
– Я хочу знать, как ты жил у себя на родине. Расскажи про свою семью.
Он наконец поднял на нее глаза.
– Зачем?
Им не нужно было много слов, чтобы понимать друг друга. Феано крепко сцепила руки на коленях и, слегка покраснев, повторила:
– Расскажи. Я твоя хозяйка, и я велю.
Он подчинился. Эйрик понял, что именно ей хочется услышать; и рассказал и про Асу с маленьким сыном, и про свое изгнание. Прежние боль и гнев опять заговорили в нем… Глаза Феано блеснули, и Эйрик понял: она тоже угадывает в том, что началось сейчас, повторение прежнего.
Когда он закончил, Феано коротко поблагодарила телохранителя за откровенность и, поднявшись, сразу ушла. Эйрику было неведомо, как молодая госпожа воспользовалась услышанным; однако потом она продолжила избегать его. И больше почти не выходила на люди – нужда в охраннике отпала; теперь Эйрик в основном сопровождал только самого Романа Мелита, когда тот отправлялся по различным делам.
А потом к Мелитам зачастили гости. Эйрик не помнил такого нашествия уже давно. Эта семья жила не то чтобы уединенно – просто они проводили в Константинополе не так уж много времени; каждую весну Роман Мелит выходил в море, по разным государственным и торговым делам, хотя сам купцом не был. А зимой хозяева уезжали в имение; иногда уезжали и летом. Феано, случалось, подолгу оставалась без отца, под надзором одной только старой тетки, которую приглашали к ним пожить. Но, разумеется, тогда не могло быть и речи о том, чтобы принимать гостей-мужчин.
А сейчас гостей набралось столько, сколько не перебывало за иные полгода. И Эйрика осенила догадка. Молодую хозяйку опять сватали! Стало быть, Варда Мартинак еще не считался ее женихом!..
17
Ярл – племенной вождь в средневековой Скандинавии; позднее верховный правитель.