ВШ 3

Это выяснилось очень скоро, когда в нашу сторону направился хмурый Свиридов, а рядом с ним семенил, как я понял, хозяин отеля, что-то лопотавший на ужасном английском и потрясавший не чем иным, как нашей оконной рамой.

— Варченко, Шишов… Вы зачем окно ночью выбили?

Мы с Васей переглянулись и поняли, что дела плохи. Окно нашего номера выходило на другую сторону здания, где между отелем и оградой оставался покрытый галькой промежуток метров пять в ширину. Мы надеялись, что до нашего отъезда, который вчера анонсировал Афоня, пропажу рамы никто не заметит. И вот сейчас наши надежды пошли прахом.

— Георгий Иванович, — начал я, — спать же в такой духоте невозможно, мы полночи ворочались вместе с ползающими по нам тараканами, а окно не откроешь, оно намертво заколочено. Думали, выставим раму без лишнего шума, а утром обратно поставим, вот только в кустах, где мы её спрятали, рамы утром не оказалось.

— Правильно, потому что он её нашёл раньше вас, — мотнул головой в сторону грека Свиридов. — Я не знаю, почему в вашем номере окно было заколочено, у меня оно открывается, да и в других номерах, думаю, тоже. Надо было постучать в комнату господина Феодоракиса и рассказать о проблеме. Может, он что-нибудь и придумал бы. А теперь нам выставят счёт за попорченное имущество.

— Да какой счёт, Георгий Иванович! — воскликнул Вася. — Это окно на место вставить — раз плюнуть!

— Может, оно и так, да вот только хозяин отеля требует 100 долларов США.

— Сколько?!! Да он чего, совсем сбрендил?

— Шишов, веди себя прилично, — поморщился Свиридов.

— А почему вообще в долларах, а не в своих драхмах? — поинтересовался я.

— Откуда мне знать? Сути дела это не меняет, не в долларах, так в драхмах выставит аналогичную сумму. Иначе угрожает заявить в полицию.

Вот же жирный сучонок! Я с ненавистью поглядел на Феодоракиса. И тот, поймав мой взгляд, как-то сразу съёжился и постарался спрятаться за руководителя нашей делегации. А когда я сделал к нему шаг, тот буквально присел, как будто собирался прямо здесь нагадить в свои шаровары.

— This window itself fell out at night. We were asleep and didn't see it happen[1].

Грек в ответ на мою фразу только захлопал глазами, а я, больше ничего не говоря, вырвал у него из рук раму и двинулся к входу в отель.

— Варченко! — услышал я встревоженно-удивлённый голос Свиридова.

— Одну минуту, Георгий Иванович, — сказал я, не оборачиваясь, и скрылся внутри здания.

На то, чтобы вставить раму на место, мне потребовалось не одна минута, а чуть больше, но окно теперь находилось там, где ему и положено было находиться. Вернувшись во двор, кивнул всё ещё пребывавшему в состоянии ступора Феодоракису:

— Go check that your window is in place[2].

Тот быстро-быстро засеменил внутрь, а Свиридов удивлённо посмотрел на меня.

— Варченко, ты откуда так хорошо знаешь английский?

Вот же блин, в запале как-то и забыл, что нужно маскироваться. А ведь Козырев меня об этом предупреждал.

— Спецшкола с английским уклоном, — сообщил я с невинным выражением лица.

В этот момент у ограды отеля остановился серый «Opel Ascona», из-за руля которого выбрался улыбающийся Афоня. Следом припарковался небольшой автобус.

— Ну как ночь прошла, товарищи спортсмены? Всё нормально, никого клопы не выпили досуха? Ха-ха! Давайте, собирайте вещи, переезжаем в другой отель. Я там уже был, убедился, что условия не в пример лучше.

Новый отель располагался всего в паре километров от «тюрьмы», он и в самом деле был на порядок лучше прежнего, в номерах даже стояли маленькие цветные телевизоры. Помимо нашей команды здесь уже успели обжиться боксёры ГДР и Швеции. При отеле даже был ресторан, правда, с виду больше похожий на столовую общепита или кафетерий, хотя меню в нём было не хуже, чем в том, где мы накануне ужинали. За нашей командой были забронированы несколько столиков, за которыми мы расселись, когда время подошло к обеду. После обеда я раздал зарубежным боксёрам значки с олимпийской символикой, а в ответ получил улыбки и несколько значков от восточных немцев и шведов. Так, глядишь, ещё и фалеристом заделаюсь.

На следующий день мы приехали к 8 утра на взвешивание во Дворец спорта «Олимпия», где будут проходить поединки континентального первенства. Оказалось, «Олимпия» не такое уж и большое здание, являющееся домашней ареной для баскетбольного клуба АЕК. У баскетболистов межсезонье, однако свято место, как известно, пусто не бывает.

Обычно на предварительных боях ставят два ринга, чтобы процесс шёл быстрее, однако не в этом случае. Посреди баскетбольной арены с трибунами на 10 тысяч зрителей был установлен лишь один ринг. Нам объяснили, что, по прикидкам организаторов, в первые два дня турнира должны уложиться все участники предварительных поединков. А дальше, когда количество боксёров уполовинится, будет уже значительно проще.

На взвешивании узнал и имя своего первого соперника — голландец Ян Эдегор. Хоть бы на разминке его посмотреть, да спросить не у кого, где искать этого парня. Понадеялся, что мой соперник не будущий Майк Тайсон, если бы этот Эдегор что-то из себя представлял, я бы о нём в своей первой жизни что-нибудь да услышал. Да и вообще, где Голландия — и где бокс? Вот футбол, конькобежный спорт — это да, они в первых рядах, а о голландских боксёрах я, если честно, до этого никогда не слышал.

Поединки начинаются в 14.00, а перед ними — торжественное открытие с парадом участников и речью министра спорта Греческой республики. Перед парадом дышать становится чуть легче, похоже, врубили вентиляцию. До этого мы тут все исходили липким по́том, особенно страдали тяжеловесы.

Я боксирую в седьмой паре, это примерно в половине четвёртого с учётом пауз между боями, если только не будет досрочных побед в первых или вторых раундах. На разминке я спокоен, даже слишком, за что получаю небольшой нагоняй от Саныча:

— Максим, не вижу в твоих глазах блеска. Ты должен копить злость, выходить на ринг заряженным на победу, как советский солдат на фашиста. Ну-ка соберись!

И правда, что-то я слишком расслабился, а такие штуки зачастую до добра не доводят. Сделал себе мысленную накачку, после чего взялся за дело с удвоенной энергией. На этот раз Санычу даже пришлось меня притормозить, чтобы не выплеснул всю энергию раньше времени.

— Ты уж вроде не новичок в боксе, КМС, должен знать, что тонус нужен, но и перегорать опасно, выйдешь в ринг выхолощенным ещё до боя. А теперь давай двоечку поработаем.

Перед выходом на ринг вручил Санычу своего олимпийского мишку, к которому тот начал понемногу привыкать, не задавая глупых вопросов. Чеботарёв мишку положил (вернее даже, прислонил) к основанию ринга. Пусть стоит там и колдует в пользу хозяина, мой потёртый плюшевый друг, хе-хе…

Голландец и впрямь особых проблем мне не доставил. Азарта хоть отбавляй, а вот с техникой беда. Ради интереса я два раунда поиграл с ним в кошки-мышки, а когда Саныч прикрикнул, чтобы я дурака не валял, а заканчивал уже с этим балаганом, я поймал подуставшего соперника на контратакующем выпаде излюбленным ударом в область печени. Из его раскрытого рта, пытавшегося втянуть воздух, свесилась капа, и я что есть дури заехал правым хуком в челюсть. Раздался хруст, от которого у меня по коже побежали мурашки, а секунду рефери уже оттаскивал меня от поверженного и воющего от боли противника.

— Ты зачем же ему челюсть, бедняге, сломал? — влёгкую корил меня Саныч, расшнуровывая перчатки. Мог бы и не добивать, он и так уже готов был.

— В запале… А на фига он рот раскрыл?

Я оправдывался, одновременно понимая, что и в самом деле мог бы при желании не доводить дело до подобного исхода. Теперь несчастному Яну Эдегору с месячишко предстоит питаться через трубочку. В конце концов, он знал, на что идёт, когда начал заниматься боксом, но все мы, конечно, верим, что уж с нами-то ничего настолько плохого не случится. Но иногда всё же случается.