Страница 16 из 19
***
Испытание потому и приходит, что не бывает ожидания. Ибо если бы последнее исправляло человека, то в первом не было бы нужды. /12, 54/
***
Доброта к ближнему есть великая очистительная жертва за грехи. /12, 60/
***
Не столько приносит нам пользы молитва за друзей, сколько за врагов. /12, 60/
***
Кто строго исследует чужие проступки, тот не получит никакого снисхождения к своим собственным. /12, 65/
***
Грешить – зло; но еще более тягчайшее зло – отпираться после совершения греха. /12, 71/
***
Дела родителей суть как бы книги, с которых дети, прежде всего, научаются. /43, 71/
***
Мы мало должны думать об оскорблении, наносимом нами людям, когда покорность им могла бы причинить оскорбление Богу. /44, 10/
***
Те, которые хвалят нас, умножают в нас надменность, возбуждают гордость, тщеславие, беспечность, и делают душу изнеженной и слабой. /46, 24/
***
У христианина должно и слово, и даже время приносить душе прибыток и относиться к славе Божией, тем более, без пользы делать ничего не должно. /46, 28/
***
Если будем воздерживаться от малых грехов, тогда никогда уже не впадем в большие. /46, 123/
***
Воздержание должно быть не только в пище, но и от всякой страсти, обнаруживаемой и языком, и рукой, и бесстыдным взором. /46, 140/
***
Наша обязанность – всегда, всю нашу жизнь вести себя так, чтобы когда станут звать нас из этой жизни, немедленно сказать: готово сердце наше. /44, 53/
***
Что капля в сравнении с беспредельною пучиною, то настоящая жизнь в сравнении с будущим. /44, 53/
***
Как незасеянная и незасаженная земля производит траву сорную и негодную, так и душа, не упражняемая в добрых делах, а по природе своей непрестанно стремящаяся к деятельности, по необходимости предается злым делам. /44, 58/
***
Не тот убог, кто не имеет ничего, но кто много желает; равно богат не тот, кто много имеет, но кто ничего не требует. /44, 63/
***
Скорби – наша школа, где мы учимся. /44, 67/
***
Не страшит тебя ни отец, ни учитель, ни начальник, ни законодатель, ни судья? Не пристыжает тебя друг? Не исправляет тебя и совесть? Так приходит телесная болезнь и нередко исправляет все. /44, 68/
***
Искушение не есть зло, но добро. Оно хороших делает еще лучшими. Это горнило для очищения золота, это мельница для стирания жестких зерен пшеницы, это огонь, истребляемый волчцы и терния, чтобы сделать землю способною к принятию добрых семян. /44, 77/
***
Если у тебя есть грехи, они легко испепелятся и истребятся скорбью. Если же есть у тебя добродетель, от скорби она сделается светлее и блистательнее. /44, 79/
***
Как богат не тот, кто во многом имеет нужду, но кто ни в чем не нуждается: так и славен не тот, кто ищет славы, но кто презирает ее. /44, 109/
***
Имеющий чистую совесть, хотя одет он в рубище, хотя борется с голодом, благодушнее живущих роскошно; но сознающий за собою плохое, хотя обложен кучами денег, беднее всех. /44, 156/
***
И корабль не может плыть по морским волнам без кормчего, и воин – делать что-либо доблестное без военачальника, и дом – стоять без управляющего. А этот беспредельный мир и это благоустройство стихий могут разве существовать сами собою случайно, если нет управляющего и соразмеряющего все видимое? /47, 9/
***
Бедность – безопасное прибежище, тихая пристань, всегдашнее спокойствие, неомрачаемая опасностями радость, чистое удовольствие, жизнь невозмутимая и безмятежная, благополучие ненарушимое, источник мудрости, узда надменности, свобода от наказания, корень смирения. /47, 10/
***
Бог попускает умножаться бедствиям не для того, чтобы потопить нас, но чтобы сделать нас более опытными и яснее показать Свою силу. /47, 11/
***
Как матери, устрашая непослушных детей различными страшилищами, заставляют их прибегать к своим недрам, и делают это не с тем, чтобы огорчать их, но чтобы привязать их к себе, так и Бог, всегда желая привязать нас к Себе, как сильно любящий, или больше всякого любящего, попускает тебе впадать в такие нужды, чтобы ты постоянно упражнялся в молитве, постоянно призывал Его и, оставив все прочее, помышлял о Нем. /47, 11/
***
Богатство – это неблагодарный раб, неутомимый человекоубийца, неукротимый зверь, скала обрывистая со всех сторон, подводный камень, непрерывно обуреваемый волнами, море, вздымаемое бесчисленными ветрами, свирепый тиран, властелин жестче всякого варвара, враг непримиримый, неприятель неумолимый, не прекращающий никогда своей вражды к тем, которые владеют им. /47, 15/
***
Человек не причинит тебе вреда, если ты не поразишь сам себя. /47, 27/
***
И поистине, то составляет величайшую добродетель, когда не тех только мы любим и не тем только всячески угождаем, которые искренно к нам расположены, но когда и людей, желающих вредить нам, к себе привлекаем ласковостью. /47, 36/
***
Что пища для тела, то жизнь для веры; и как плоть наша по естеству своему не может поддерживаться без пищи, так и вера – без добрых дел, потому что вера без дел мертва есть. /47, 38/
***
Как тяжкие раны не сносят легкого прикосновения руки и делаются от того хуже, так и возмущенная душа раздражительна, негодует на все и оскорбляется незначительным словом. /47, 42/
***
Как ночью мы часто не узнаем и друга даже вблизи, а днем узнаем и издали, так бывает обыкновенно и во вражде. Пока есть между ними неприязнь, до тех пор и голос слышится нам иначе, и на лицо смотрим мы с расстроенною мыслью; а когда оставили гнев, то и голос прежде ненавистный и противный, кажется нам мягким и весьма приятным, и лицо противное и неприятное оказывается милым и любезным.
Тоже бывает и в непогоду. Сгущение облаков не дает открыться красоте неба, и тогда, хотя бы зрение у нас было самое острое, мы не можем усмотреть небесной лазури. Когда же теплота солнечных лучей, проникши сквозь облака и разорвав их, покажет солнце, – тогда обнаруживается снова красота неба. Так бывает и с нами в минуты гнева: вражда, как густое облако, ставши у нас перед глазами и ушами, делает то, что иными кажутся нам и голоса и лица. Но если кто, поразмыслив, отложит вражду и рассеет облако скорби, то начинает беспристрастно и видеть, и слышать все. /47, 43/
***
Подлинно, не столько боится диавол человека, прогоняющего его и изгоняющего из другого человека, сколько того, кто укрощает свой гнев и преодолевает свою раздражительность, – потому что и это последнее есть злой дух, весьма свирепый, и таких людей надобно назвать более несчастными, нежели одержимых бесом. В самом деле, беснование не ввергает в геенну, а гнев и злопамятство лишают самого Царствия Небесного. /47, 50/
***
Гнев Божий не есть страсть, но означает наказание и мучение. /47, 53/
***
Хотя горе – горе и есть; но оно приносит пользу душе и обеспечивает большие задатки. Зная и размышляя об этом, ищи здесь высшего утешения, обращая взор не на жесткость только скорбей, но и на проистекающую от них пользу. /47, 55/
***
Как неизлечимые раны не поддаются ни острым, ни смягчающим лекарствам, так и душа, раз сделавшись пленницею и предавшись какому-нибудь греху, если не хочет сама подумать о собственной пользе, не исправляется, сколько бы кто не внушал ей; она, как будто бы совсем не имея слуха, не получает от увещевания никакой пользы, не потому что не может, но потому, что не хочет. /47, 56/
***
Все в этой жизни – и радостное, и печальное – есть только путь; и то и другое одинаково проходит; ничего нет в ней твердого и постоянного, но, подобно всему в природе, и радости ее и горе являются и исчезают. /47, 82/
***
Как червь, зарождающийся в дереве, прежде всего, поедает само дерево, так и зависть, прежде всего, сокрушает саму душу, породившую ее в себе. А тому, кому завидует, делает не то, чего желала бы ему, а совсем противное. В делах зависти, ты смотри не на начало, а на конец, и прими во внимание то, как сама злоба завидующих доставляет только большую славу тем, которые подвергаются их зависти, потому что страдающие от зависти призывают Бога к себе на помощь и пользуются содействием свыше, а завидующий, будучи лишен благодати Божией, легко впадает в руки всем. Порабощаемый прежде всяких внешних врагов собственною страстью, он как бы сокрушает сам себя, и как бы пожираемый невидимыми зубами и, таким образом, истощаясь сам в себе, так сказать, погружается в бездну. /47, 82/